Пепельные цветы
Шрифт:
Он ещё не успел взяться за ручку, когда снаружи в дверь постучали — тихонько, ногтем.
Мысленно чертыхнувшись, он оглянулся на Беатрис — не разбудил ли её нежданный гость. Любимая спала, свернувшись калачиком, спиной к нему.
Тогда, не дыша, он медленно-медленно нажал на ручку и приоткрыл дверь. Выглянул наружу. Тот, кто стучал, уже уходил по коридору дальше. В руке он держал тусклую керосиновую лампу, не позволявшую разглядеть ничего, кроме спины то ли в длинном плаще, то ли с накинутым поверх куском брезента. Быть может, прибыло спасение? Деллахи рассказал про них там, на большой
Ллойд ступил в коридор, аккуратно, чтобы не стукнуть, прикрыл за собой дверь.
– Эй!
– позвал он шёпотом.
– Кто здесь? Липси, это вы?
Человек не ответил, но остановился и вполоборота посмотрел на Ллойда. Лица его видно не было, но по росту Ллойд мог бы сказать, что это не Липси. Липси был, кажется, ниже. Впрочем, в темноте определить точнее было невозможно.
Человек махнул рукой, словно приглашая следовать за собой, и пошёл дальше.
Ллойд пожал плечами и двинулся за ним. Он старался не топать, но всё же идти побыстрей. И тем не менее, не успел догнать идущего впереди прежде, чем тот стукнув дверью, скрылся в какой-то из комнат.
«Это сон, - внезапно подумал Ллойд.
– Всё это мне снится. Конечно».
Однако, едва уловимый запах сожжённого керосина, оставшийся в коридоре и холод, после тёплого сна рядом с Беатрис проникавший до костей, не оставляли сомнений: он не спит.
Ллойд дошёл до двери, за которой скрылся Липси, тихонько приоткрыл её и проскользнул внутрь. Комната была большая, больше даже прачечной, в которой он жил поначалу. И чем-то неуловимо напоминала её: тут и там были свалены кучи тряпья, пахло мылом и немного плесенью.
Едва Ллойд прикрыл за собой дверь, человек, остановившийся посреди комнаты, повернулся и отбросил с головы капюшон.
Лампу он вынес на вытянутой руке вперёд, словно хотел получше осветить и рассмотреть Ллойда, поэтому лица его тот видеть не мог.
– Ну, здравствуй, сынок, - произнёс человек голосом Маклахена.
По жилам Ллойда томящей слабостью растёкся страх.
– Хозяин?!
– выдохнул он.
– Но как же?..
– Я, - подтвердил Маклахен.
– А хорошо мы с тобой их провели!
– Мы с вами?
– Это ты здорово придумал, сынок. С верёвкой-то.
– Но я ничего...
– И очень хорошо, что сохранил деньги, - продолжал Маклахен, не слушая. Он подошёл к столу, поставил на него свечу и задёрнул шторы на окне.
– Только зря ты пустил этих в комнаты, зря. Но ничего, сынок, мама сказала, что профессор Локк.
– Что?
– не понял Ллойд, почему-то испугавшись за профессора.
– Что — профессор?
– А вот и мама, - произнёс Маклахен, прислушиваясь.
Ллойд тоже услышал, как сзади тихонько скрипнула дверь. Он повернулся и едва не закричал, потому что в комнату, со свечой в руке, вошла Меган Маклахен.
– Не ори, насекомое!
– прорычал сзади Маклахен.
– Тише!
– взмолился Ллойд.- Тише! Вы же разбудите Беатрис.
– А ты всё такой же, - рассмеялся хозяин.
– Меган, - Ллойд потянулся к хозяйке, но тут же обжёгся о свечу и отдёрнул руку.
– Что, милый?
– спросила Беатрис.
Она положила свою тёплую ладонь на его щёку.
– Это ты хорошо придумала про верёвку, - пропыхтел сзади Маклахен.
– Сам бы он ни за что не додумался, этот сморчок.
– Тише, - отозвалась Беатрис.
– Тише, он услышит!
– И Ллойду, гладя его щёку: - Ми-илый... Ми-илый...
Остро запахло химией. Ллойд хотел оттолкнуть руку Беатрис и броситься к двери, но ноги почему-то перестали слушаться его... Он хотел закричать и не смог.
А тёплые пальцы Беатрис лёгкими, едва ощутимыми касаниями бегали по его лицу — разглаживали морщины на лбу, тревожили щетину на подбородке, щекотали веки. От пальцев слабо, почти неуловимо, пахло её духами, которые так невзлюбил Маклахен. В комнате было абсолютно темно, из чего он заключил, что уже наступила ночь.
– Ми-илый, мой ми-илый, - шептала Беатрис.
– Исхуда-ал... заро-ос...
Она лежала рядом, приподнявшись на локте, склонившись над Ллойдом. Голос подрагивал нежностью, жалостью и ещё чем-то, идущим изнутри её естества — глубоким, невнятным и тревожным.
Взглянув на её улыбку, он снова закрыл глаза.
– Тебе снилось что-то плохое?
– спросила она.
Он пожал плечами и только теперь согласился, что это уже не сон.
Беатрис улыбнулась поцеловала его в кончик носа. Потом в щёку. Коснулась губами губ. Она вдруг стала задумчивой и серьёзной. С минуту разглядывала лицо Ллойда непонятным и как будто строгим взглядом. Потом её губы снова приблизились к его губам. Поцелуй был странным, неудобным и не очень приятным. Губы Беатрис с такой силой прижались к его губам, будто хотели пробраться к нему в рот. Что-то твёрдое и влажное — наверное, её язык — скользило и щекотало. Это продолжалось так долго, что рот его наполнился слюной, а он не мог её сглотнуть — это было бы слишком громко и неудобно. И наверняка помешало бы Беатрис.
– Ты что как деревянный?
– прошептала она, отрываясь от него.
Не очень-то приятно услышать такое в минуту ласки. Могла бы спросить и как-нибудь понежней.
Он пожал плечами:
– Нормальный, - и наконец-то сглотнул слюну.
Она погладила его волосы, любуясь. Потом снова припала к губам. Он попытался дышать носом, но сопение было слишком громким, так что пришлось задержать дыхание. А рука Беатрис вдруг скользнула под пиджак, быстро расстегнула пуговицу на рубашке. Тёплая ладонь коснулась его кожи, устремилась куда-то под мышку. Это было приятно и неприятно одновременно. В том, как Беатрис целовала его, в её торопливой ласке, в участившемся дыхании было что-то... что-то неприличное, животное, слишком откровенное.
А она оторвалась от губ, торопливыми поцелуями покрыла его лицо, глаза. Её тёплое дыхание и влажные губы сместились куда-то к уху, и уху сразу стало щекотно, а внутри живота что-то дёрнулось, поджалось и разлилось по всему телу беспокойно-горячим и невесомым.
Ллойд почувствовал, что Беатрис уже всем телом, крепче и крепче, прижимается к нему. Он пытался понять свои чувства, но что-то в голове мешало; а ещё мешала торопливая и агрессивная нежность Беатрис.
Вспомнив, он сосредоточился на своём теле, прислушался к нему, пытаясь определить отвердело ли что-нибудь там, внизу.