Пеппи Длинныйчулок
Шрифт:
– Счастливого пути, милая Пеппи, спасибо за то время, которое мы провели вместе, – печально сказали Томми и Анника
– Какое счастье, прямо гора с плеч свалилась, – воскликнула Пеппи, – вы меня так испугали! Если бы у вас получилось «У бу у му», я бы просто не знала, что делать.
Тем временем они добрались до порта. «Попрыгунья» стояла на якоре. Капитан Длинныйчулок отдавал с мостика последние приказания. Матросы так и сновали взад-вперед по палубе. На причале собрались почти все жители этого маленького городка, чтобы попрощаться с Пеппи. И вот появилась она сама, в сопровождении Томми, Анники, лошади и господина
– Идет Пеппи Длинныйчулок! Пропустите Пеппи! – раздавались голоса в толпе, и все расступались, чтобы пропустить Пеппи.
Пеппи раскланивалась и кивала. Потом она взяла на руки лошадь и понесла ее по сходням. Несчастное животное недоверчиво озиралось по сторонам, потому что ему уже давно не приходилось ступать на палубу корабля.
– Ну вот и ты, мое дорогое дитя! – воскликнул капитан Длинныйчулок и перестал на мгновение выкрикивать команды, чтобы обнять Пеппи. Он прижал дочку к груди, и они стали похлопывать друг друга по спине так, что кости затрещали.
Все утро Анника ходила с каким-то комком в горле. А когда она увидела, как Пеппи понесла на «Попрыгунью» лошадь, комок разошелся, и она заплакала, уткнувшись в старый ящик, который стоял на причале. Сперва она плакала тихо, но постепенно ее плач перешел в громкие всхлипывания.
– Не реви! – раздраженно сказал Томми. – Стыдно перед людьми.
Но от этих слов Анника заревела пуще прежнего. Она плакала так сильно, что стала даже икать. Томми в сердцах пнул ногой камень, он покатился по причалу в воду. Собственно говоря, ему очень хотелось бросить этот камень в «Попрыгунью». Эта отвратительная шхуна увозит Пеппи! Честно говоря, если бы не люди вокруг, Томми тоже, наверное, заревел бы, но он не мог себе этого позволить. Поэтому он и пнул камень.
Пеппи сбежала со сходен и подошла к Томми и Аннике. Она взяла их за руки и сказала:
– Осталось десять минут.
Анника, услышав это, еще крепче прижалась к ящику и ревела так, что, глядя на нее, сердце разрывалось. Томми не нашел больше камня, чтобы пнуть его ногой, поэтому ему не оставалось ничего другого, как покрепче стиснуть зубы. Вид у него был весьма мрачный.
Пеппи окружили ребята – все дети этого города пришли ее провожать. Они захватили с собой дудки и играли теперь прощальный марш. Однако звучал он не весело, а очень-очень печально. Анника так рыдала, что едва стояла на ногах; Тут Томми вспомнил, что он сочинил стихи в честь Пеппи. Он вынул из кармана бумажку и прочел по ней:
Дорогая наша Пеппи, Уезжая в дальний край, Про друзей, что оставляешь, Никогда не забывай! Твои верные друзья – Это Анника и я.– Прекрасно! Как все складно! – воскликнула Пеппи, очень довольная стихами. – Я выучу их наизусть и по вечерам, сидя у костра, буду читать жителям острова.
Со всех сторон теснились ребята, чтобы попрощаться с Пеппи. Пеппи молча жала руки и кланялась. И вдруг она заговорила.
– Ребята, – сказала она, – отныне я буду играть только с маленькими негритятами. Во что мы будем играть – я еще не знаю. Быть может, будем бегать наперегонки с удавами и ездить верхом на слонах или качаться на качелях под пальмами. Я надеюсь, что мы придумаем какие-нибудь очень интересные игры.
Пеппи сделала паузу. Томми и Анника почувствовали, что уже готовы возненавидеть этих негритят, которые будут играть с Пеппи.
– Но, – продолжала Пеппи, – быть может, настанет день, скучный день в сезон дождей, когда нам надоест прыгать раздетыми под дождем, а ничего другого для забавы не сумеем придумать. И тогда мы залезем в мою хижину, и кто-нибудь из негритят обязательно скажет: «Пеппи, расскажи нам что-нибудь!» И тогда я расскажу им о маленьком городке, который находится далеко-далеко, в другой части света, и о белых детях, которые там живут! Вы не можете себе представить, скажу я негритятам, какие прекрасные дети там живут. Они великолепно умеют дудеть в дудки, а главное – они знают помножение. И тогда негритята очень огорчатся, что сами не знают помножения, и будут горько плакать, и мне придется срочно придумать для них какое-нибудь очень веселое занятие, чтобы их утешить. И тогда я разломаю стенку своей хижины, размочу под дождем глину, и мы будем лепить пряники, а потом перемажемся глиной с головы до пят. Я надеюсь, что в конце концов мне удастся их как-нибудь утешить. А теперь спасибо вам всем и прощайте!
Ребята снова задудели в свои дудки, и получился мотив еще более печальный, чем в первый раз.
– Пеппи, подымайся на борт, уже пора! – крикнул капитан Длинныйчулок.
– Иду, иду, капитан.
Она обернулась к Томми и Аннике и поглядела на них.
«Что-то у Пеппи странные глаза, – подумал Томми, – точь-в-точь такие, какие были у мамы, когда я тяжело заболел».
Пеппи обняла Аннику.
– Прощай, Анника, прощай! – прошептала она. – Не плачь!
Анника обхватила Пеппи за шею и издала какой-то жалобный стон.
– Прощай, Пеппи, – чуть слышно проговорила она.
Потом Пеппи крепко пожала руку Томми и бросилась к сходням.
У Томми по носу скатилась большая слеза. Он что было сил стискивал зубы, но это перестало помогать. Вот выкатилась и вторая. Тогда он взял Аннику за руку, и они стояли и глядели на Пеппи. Она замахала им с палубы, но они ее едва видели, потому что глаза их были полны слез.
– Да здравствует Пеппи Длинныйчулок! – кричала толпа на причале.
– Поднять трап! – скомандовал капитан.
Фридольф выполнил команду. «Попрыгунья» была готова к отплытию. Но тут…
– Нет, папа Эфроим! – воскликнула вдруг Пеппи. – Так не годится! Я не согласна!
– С чем ты не согласна, дочь моя? – удивился капитан.
– Я не согласна с тем, чтобы хоть кто-нибудь на свете плакал из-за меня и чувствовал бы себя несчастным. И уж, во всяком случае, я не согласна, чтобы это были Томми и Анника. Ставьте трап назад. Я останусь жить в вилле «Курила».
Капитан Длинныйчулок долго молчал.
– Ты можешь поступать как хочешь, – сказал он в конце концов. – Ты всегда так поступала. Пеппи кивнула в подтверждение.
– Да, верно, я всегда так поступала. Пеппи стала прощаться со своим папой. Они обняли друг друга так крепко, что снова затрещали кости. И договорились, что капитан часто, очень часто будет навещать Пеппи в ее домике.
– И вообще, папа Эфроим, разве ты не считаешь, что ребенку лучше вести оседлую жизнь, иметь свой дом, чем бороздить моря и океаны и жить в негритянской хижине?