Перебежчик
Шрифт:
— Идти в милицию, — сказал мальчик.
Колоб говорил не ходить к ментам. Кто такие «чекисты», Уинстон не понял, хотя слово раньше слышал. Какая-то силовая структура в просторечии. Вряд ли норвежский мальчик знает русский сленг.
— Я не вор, — сказал Уинстон, — Я шпион. Идти в армию.
Мальчик внимательно посмотрел на него и согласился. Шпионы во всем мире считаются по части армии, а не полиции. Может быть, в этой стране есть еще и какая-нибудь тайная полиция, куда положено сдавать шпионов, но школьники об этом вряд
В сопровождении мальчика Уинстон дошел до ворот с красной звездой. Идти пришлось долго, и он сначала нервно крутил головой, но потом перестал. В маленьких городках все всех знают, но северные люди не особенно разговорчивы. Мальчик приветствовал встречных легким наклоном головы, и ему молча отвечали тем же. Уинстон из вежливости повторял этот жест. На юге, наверное, каждый встречный спросил бы как дела, узнал бы что юный член молодежного отделения Партии поймал шпиона и ведет его сдаваться в армию, и присоединился бы к процессии.
За проволочным заграждением стояли самолеты и вертолеты. Вышка, радар. Военный аэродром. Точнее, пограничный, судя по технике. Ни истребителей, ни бомбардировщиков.
Над главным зданием красовался большой красный флаг. Флаг Евразии или Евросоюза, как называют свою страну европейцы. На красном фоне по центру золотые серп и молот в кольце из золотых пятиконечных звезд.
Из домика у ворот вышел часовой с автоматом на плече и штыком на поясе. Мальчик сказал ему несколько слов по-норвежски и по-русски.
— Я есть океанский шпион. Я сдаюсь, — подтвердил Уинстон по-русски и по английски.
Далее события развивались предсказуемо и совершенно по уставу. Часовой передал шпиона офицеру. Шпион в подтверждение своих слов выложил на стол револьвер с глушителем. Офицер очень удивился и вызвал представителя «особого отдела». Довольному школьнику пожали руку, потом записали показания и отвезли его в школу на военной машине. Дяденька сержант приказал учителю построить класс, перед строем объявил мальчишке благодарность за задержание шпиона и подарил настоящий штык-нож с ножнами.
Шпиона же под конвоем провели в «особый отдел».
— Are you oceanic spy? — спросил особист со страшным акцентом.
— Да. Я говорю по-русски, — ответил Уинстон, как он надеялся, несколько более понятно.
— Хотите сказать что-то важное прямо сейчас?
— Да. В квартире, где была перестрелка, остался раненый человек. Русский. Большой такой. Его зовут Колоб.
— Раненый? — переспросил особист немного удивленно, как будто про стрельбу и взрыв он уже знал, а про раненых нет, — С какими ранами?
— Наверное, в правую руку, — растерялся Уинстон, — Он стрелял с левой. И он зажимал рану на правой ноге.
— Так. Что с ним?
— Он сказал мне, чтобы я сдавался не милиции, а чекистам или лучше армии. В обычной тюрьме для преступников меня сразу убьют. Я подумал, что его тоже могут убить, если он попадет в простую тюрьму.
— Почему?
—
Особист бросил взгляд на часы, вытолкал шпиона в коридор, посадил на стул и приказал сидеть и не двигаться. Вызвал из кабинета напротив какого-то лейтенанта, приказал смотреть в оба и при попытке побега стрелять. Лейтенант не осмелился возразить, хотя оружия при себе не имел.
Сам же особист захлопнул дверь и принялся орать в телефон и в рацию. Похоже, иностранными диверсантами и их местными контактами должна была заниматься военная контрразведка, но на этот раз обычная гражданская полиция попыталась представить дело как криминальные разборки и даже не сообщила про японцев.
— Заходите, — сказал он через пару минут, — Товарищ лейтенант, можете быть свободны.
Особист первым, то есть уже вторым делом тщательно обыскал шпиона. Внимательно ощупал одежду, но не нашел в ней другого оружия или взрывчатки.
— Скоро за вами приедут, — сказал он, — Вам нужна медицинская помощь? Хотите чаю?
Подошел врач. Его позвали на всякий случай, потому что шпион пришел сдаваться с забинтованной головой. Врач убедился, что пациент действительно ранен, но не нуждается в срочной медицинской помощи. Оторвал присохшие повязки, осмотрел и чем-то смазал раны на голове и на груди, перевязал по новой.
Пришел вызванный также на всякий случай кинолог с овчаркой. Собака понюхала и сообщила, что этот человек не опасен. Какие-то женщины заглянули посмотреть на настоящего шпиона под видом того, что просто принесли чай с булочками из столовой.
Уинстон как раз допивал горячий сладкий чай, когда в кабинет особиста вошел человек, встреча с которым определила судьбу товарища Смита на всю оставшуюся жизнь.
— Контрразведка Скандинавского военного округа. Майор Степанов. Николай Алексеевич. Можно «товарищ майор», — представился прибывший специалист по шпионам. Не назвал ни своей должности, ни воинской части. Не дал намека на то, какая над ним командная вертикаль.
— Организованная преступность Эйрстрип Ван. Саб-лейтенант запаса Смит. Уинстон эээ… Бернард…ович. Можно «товарищ шпион», — отзеркалил приветствие Уинстон.
Люди в погонах признают только военные звания. Каких бы высот человек ни достиг на гражданском поприще, для военных он останется тем, до кого дослужился в армии. «Саб-лейтенант запаса» означало, что он какой ни есть, а офицер. Не окопная вошь и не штатская штафирка.
Майор Степанов произвел на англичанина хорошее впечатление. Даже вызвал некоторую симпатию. Высокий светловолосый русский красавец, которому удивительно идет мундир. Не какой-то бородатый варвар, как в «пятиминутках ненависти».