Перед бурей

Лунин Артем

— …А не вопить радостно! — Мона подхватила игру и нацепила такую унылую физиономию, что Пегас шарахнулся, едва не уронив обоих. — Но, балуй!..

Конь оглянулся на хозяина с таким несчастным видом, как будто укорял его в предательстве — отдал на растерзание маленьким чудовищам!.. Мона и Гарий переглянулись и расхохотались.

— Интересно, для какого-такого будущего нужен Пегас, — вслух подумал Гарий.

Гости садились по коням. Юлия отходила прощаться с Троллем, — кажется, он даже поцеловал ей руку, — и все кони оказались

заняты.

— Садись ко мне, — великодушно предложила Криста, восседавшая на том самом коньке, на котором ехала Юлия. — Хотя лучше вот так…

Перегнувшись, как будто готовая помочь подруге влезть к себе в седло, она подхватила Юлию подмышки, без особого труда подняла и… усадила на коня риша, который кстати оказался рядом.

Девушка издала слабый возмущённый возглас, риш замер столбом.

— Я тебя с твоей больной рукой и ногой не удержу, если что, — невозмутимо пояснила Криста. — Да и конь у него больше и выносливей.

Конюхи Мечты действительно не поскупились и то ли из уважения к ришу, то ли, что вероятнее, из желания посмеяться над неумеющим ездить верхом беричем выделили ему здоровенного жеребца. Элиан кое-как поладил со зверюгой, действительно способной без труда снести двоих. Тем более молодой Орёл не отличался грузной могутой своего отца, а странница Юлия за время своих путешествий привыкла ограничивать себя в еде.

— Я, наверное, лучше пойду п-п-пешком, — пробормотала девушка и сделала попытку слезть.

— С твоей-то ногой? Сиди, — усмехнулась Криста. Риш невольно придержал Юлию, та окаменела.

— Ходу, — распорядился Питер. — Мир по дороге!..

Все дружно откликнулись на древнее пожелание, и кавалькада покинула стоянку.

— Может быть, вовсе не Пегас важен для будущего, — Мона задумчиво глядела вслед, пытаясь постичь высший смысл прошедшего действа.

Жизнь быстро вошла в новую колею, — как колёса телег в продавленные на дороге десятками прошедших прежде. Гарий просыпался поздно, когда лагерь уже снимался с места. Находил остатки вчерашнего ужина или сегодняшнего завтрака, быстро обедал, выбирался наружу и принимался за штудирование учебника Луисы. Талант талантом, но без знаний немногого стоит…

Иногда его будила Мона — бесцеремонным потряхиванием за плечо, а то и гавканьем в ухо. После того, как Гарий выражал недовольство побудкой, а Мона высказывала всё, что думает о лентяях, они с удовольствием ругались и расходились по своим фургонам. Гарий после обеда Гарий читал не травник, а записи Вереи, а потом сходил с фургона и шёл пешком, на ходу отрабатывая очередную форму. Мона шла рядом и упражнялась не только в мечемашестве, но и в остроумии, комментируя его успехи. Гарий злился, но дело не бросал. Иногда они схватывались друг с другом, а потом приходилось нагонять караван. Благо шёл неспешно.

Настолько, что путники часто сходили с фургонов и шерстили окрестные рощи, охотились в полях на куропаток и зайцев. Еды было довольно, но одно и то же уже приелось, и каждый пользовался случаем разнообразить содержимое котлов.

Посреди дня не останавливались, жевали то, что было приготовлено утром. Когда солнце начинало клониться к закату, Гарий и Мона начинали спорить о том, кто отправится на Пегасе вперёд, чтобы подыскать подходящее для стоянки место. Там разбивали лагерь, готовили еду, ухаживали за быками и единственным конём в караване. Слушали байки войев и охотников — иногда до глубокой ночи.

На пятый день заведённый порядок был нарушен. Путешественники сидели в фургонах или шли рядом, разминаясь, но почему-то никто не исчезал в лесу, прихватив лук и стрелы. Гарий выбрался наверх и принялся за чтение, но потом забеспокоился, — Мона против обыкновения не явилась нарушить его покой.

Он слез и направился в хвост каравана. В проёме двери фургона сидела Линда, мотала на пальцы цветные нитки. Троллик поздоровался, мать Моны ласково ему улыбнулась, подхватилась, оставя своё рукоделие, и пригласила внутрь. Как-то странно добра она в последнее время, и посматривает этак оценивающе, и постоянно норовит угостить чем-нибудь…

— Спасибо, — он вежливо взял одно печенье. Несладкое. — А где?..

Что-то стукнуло наверху, по крыше пробежали лёгкие шаги. Гарий едва не подавился, когда с крыши фургона в дверной проём свесилась рыжая грива.

— Здесь я. Что, не можешь без меня ни дня прожить?

Гарий всё-таки поперхнулся, Линда одарила его хлопком по спине, а дочь укоризненным взглядом.

— Мона! Ну что такое ты говоришь?

— А чего? — невинно спросила Мона, прищурила глаз и высунула язык. Деревянная вазочка на столе подпрыгнула, из неё выпорхнуло печенье и медленно полетело в сторону девочки.

Фургон слегка тряхнуло, Мона ослабила сосредоточенность, и печение упало бы на пол, но Гарий шагнул и подхватил в ладонь. Линда покачала головой, но дочка проигнорировала её недовольство, фыркнула и исчезла.

Гарий торопливо выбрался из-за стола, поблагодарил и присоединился к девочке, без труда поднявшись наверх прямо из фургона.

— Что-то случилось? — протянул ей спасённое печенье, девочка изучила подозрительно, всё-таки взяла и принялась рассеянно жевать.

— С чего ты взял?

— Тебя не было.

— А я что, должна каждый раз бежать…

— Я просто так спросил, — поторопился сказать Гарий, чувствуя, что его вызывают на ссору.

— Лучше бы ты просто так молчал!.. — сердито сказала Мона.

— А ты… — он замолчал, не находя слов от возмущения. — При матери!.. Такое ляпнуть! "Ни дня прожить", это ж надо!

— А что, скажешь, не так?

— Не так, не так!

— Тогда чего припёрся?

— Как припёрся, так и упрусь!

— Вот и упирайся! — Мона отвернулась, тихо ругаясь под нос. Гарий вскочил и едва не махнул с крыши.