Перед дальней дорогой. Научно-фантастический роман
Шрифт:
— Ну?
— Видишь ли, о проекте мирного разведотряда мы доложили генеральному. Он подумал и сказал, что если такое решение будет принято, то он хотел бы встретиться с тобой и обсудить кое-какие детали.
Лорка покачал головой.
— Хитрый ты все-таки человек, Теодорыч.
Ревский засмеялся.
— Не одному же тебе хитрить да лукавить.
Когда над телеинформаром вспыхнула беззвучная зелёная молния и был дан отбой сеансу связи, Лорка, попросив скептически настроенного Теодорыча подождать, включил карманный фонарик и тщательно обшарил вершину взгорка, на котором они сидели. И ничего не нашёл. Вернее,
Глава 2
Лорка вошёл в гостиничный номер так тихо, что Ришар не заметил его появления. Дирий сидел возле раздвинутой двери, ведущей на крошечный балкончик. За окном густыми хлопьями валил пушистый снег, дремали ели, прикрывшись снежными шапками, а в комнате было тепло: поток тёплого воздуха отделял её от наружного морозца. Здесь, в лесотундре, зима уже давно вступила в свои права, проскочили трескучие морозы, и лишь днём вместе со снегопадом пришла оттепель. Впрочем, днём — это только так говорится, не было тут уже настоящего дня, а лишь долгая ночь да длинные сумерки.
Ришар сидел за столиком и разбирал шахматную партию. Положение было высвечено на серо-белой крышке столика жёлтыми и синими фигурками и менялось, как прикинул Лорка, с интервалом около пяти секунд. Для такого мастера, как Дирий, темп был довольно медленный. К тому же нажатием на кнопку Ришар вдруг приостановил автоматическое проигрывание и, причмокнув от восхищения, принялся любоваться сложившейся позицией.
Случайно бросив взгляд на дверь, Дирий заметил наконец Лорку и застыл с приподнятой рукой и тем сосредоточенно властным выражением на лице, которое характерно для дирижёров, режиссёров и шахматистов. И только после ощутимой паузы вдруг улыбнулся и укоризненно покачал головой.
— Я его жду, а он? Стоит в дверях недвижимый, как статуя командора! — И сменил тон: — Что так долго?
— Шёл пешком. Уж очень погода хороша.
— Садись, — сказал ему Ришар. — Чая, кофе, молока? Может быть, закусишь?
— Спасибо, ничего не нужно. — Лорка с удовольствием вытянулся в кресле и кивнул головой на окно. — Может, мы напрасно жмёмся к субтропикам и теряем эти радости?
Выразительные глаза Ришара обрели насмешливое выражение.
— Эти радости бывают тут раз в месяц, и то по обещанию. А так ветер, вьюги, пурга или такой мороз, что и носа из шлема не высунешь. Ну а если очень захочется экзотики, то от субтропиков до лесотундры всего полчаса хода тоннель-магистралью.
Дирий говорил легко, с ироничной улыбкой, но Лорка уже заметил, что он нервничает. Собственно, об этом говорили и шахматы, которые поспешно убрал Ришар: в минуты тревожного ожидания и нервотрёпки бортинженер Дирий часто отвлекался игрой. Вряд ли стоило мучить беспредметным разговором и себя и Ришара, поэтому Лорка прямо спросил:
— Итак, что же ты решил в отношении Кики?
Прежде чем нанести визит товарищу, Лорка ещё по видеофону предложил ему принять участие в экспедиции на Кику. Дирий помолчал, а потом с лёгкой улыбкой, в которой почудилось нечто виноватое, попросил разрешения подумать. Лорку это насторожило, и он почёл за лучшее встретиться с ним лично.
— Я все взвесил, — медленно проговорил Дирий и поднял на Федора глаза. — Я все тщательно взвесил и решил от твоего предложения отказаться.
Глаза Ришара были спокойны, но где-то в самой глубине пряталась не то виновность, не то сожаление — понять было трудно, невесёлые это были глаза.
— Жаль, — искренне сказал Лорка. — Я рассчитывал на тебя, Риш.
— И мне жаль. — Дирий отвёл взгляд. — Но разглядеть правду, пусть даже горькую, лучше, чем строить иллюзии.
— Жаль, — повторил Лорка. — Я здорово рассчитывал на тебя, Риш.
Дирий мельком взглянул на него.
— Тем более что я сам напросился. Ты это хочешь сказать?
Лорка покачал головой.
— Это мелочи, я не о том. В отряде, который я уже скомпоновал в своей голове, тебе трудно будет найти замену.
— Возможно. — Дирий мельком взглянул на Федора. — А Игорь Дюк?
— Игорь само собой.
Ришар кивнул в знак согласия и вдруг с пробудившимся любопытством спросил:
— Собираешь команду звёзд?
— Да, что-то в этом роде.
— Разумно.
Ришар прекрасно владел собой. Спокойное лицо, сдержанный тон, изящная поза, непринуждённые жесты, которыми он иногда подчёркивал свои слова. Железная воля незаурядной личности делала своё дело: умение расслабиться в минуты нервного или физического напряжения — великое умение! Но по ряду неуловимых признаков, жёсткой складке губ, сосредоточенному взгляду и Бог знает ещё почему Лорка замечал душевное смятение товарища, хотя он и не знал, что с ним такое стряслось со времени последней встречи. Надо было как-то отвлечь его от неприятных мыслей и переживаний. Взгляд Федора остановился на шахматном столике, и он предложил:
— Не сыграть ли нам партию в шахматы?
— Ты серьёзно?
— Конечно! — Зеленые глаза Лорки щурились в плутоватой улыбке. — Разве ты не знаешь, что после шпаги и самбо я больше всего люблю шахматы?
Ришар вдруг поднял голову, проницательно взглянул на Федора и очень спокойно сказал:
— Именно шахматы окончательно убедили меня в том, что путь на Кику для меня заказан. — Заметив удивление Лорки, пояснил: — Раздумывая над твоим предложением, я сел за шахматный столик. И мне вдруг подумалось: а много ли великих шахматистов, скажем, чемпионов мира, сумели заиграть в прежнюю силу после того, как соперник ухитрился учинить им настоящий разгром? Не случайное поражение, а подлинный принципиальный разгром. Не доверяя памяти, я обратился к компьютеру и принялся просматривать историю шахматных чемпионатов, начиная с самых истоков, от Стейница и Ласкера. И поразился, даже испугался! Ни один шахматный титан после краха никогда не поднимался на прежнюю высоту. Они продолжали играть, играть хорошо, иногда прекрасно. Но никогда не возвращали своё былое величие и несокрушимость. Понимаешь? Никогда!
Лорка понимал. Психологический надлом лечить куда труднее телесных ушибов и переломов. Память о срыве, память о поражении сидит в подсознании, как клещ. В ординарной обстановке человек не подозревает о его существовании, но стоит ситуации накалиться и выйти на самую грань допустимого, как этот клещ пробуждается, больно впивается в мозг и на место былой решительности приходит неуверенность. Гнёт былых поражений — тяжёлый гнёт. Сорвавшись психологически один раз в космосе, Ришар Дирий боялся, что такое может повториться ещё раз на Кике.