Перед прочтением — сжечь!
Шрифт:
Глава 1
«КОНВЕЙЕР УДАЧИ»
Если бы я мог представить себе хоть сотую долю того, каким ужасом обернётся всё это и для нас троих, и почти для всех ста тысяч жителей города Красногвардейска, я бы этого мудака Лёху даже и слушать не стал — вытолкал бы взашей, и катись колбасой со своими бредовыми идеями! Потому что началось-то всё это именно с него и ни с кого другого, а если уж быть абсолютно точным — то с того самого момента, когда в последних числах апреля он прибежал ко мне перевозбужденный, как всегда, и, перескакивая с пятого на десятое, потребовал сию же минуту пойти и купить какое-то универсальное штатовское мини-издательство вместе с прилагаемыми к нему эксклюзивными правами на первое в России издание самого полного и, что особенно важно, иллюстрированного собрания сочинений американского короля романов ужасов Стивена Кинга и почти целым вагоном бумаги. У нас тогда было в
И вот тут-то Лёха и встретился с тем, неизвестно откуда взявшимся в нашем городе, стариком, который предложил ему эту роковую и для нас, и, как потом оказалось, для жителей чуть ли не всего Красногвардейска сделку.
Продать всего за шесть с лишним тысяч долларов полный комплект абсолютно новенького оборудования для мини-издательства фирмы «Pandemonium» 2002 года выпуска — это было всё равно, что просто взять да и выкинуть его на городскую свалку, а потому я сразу же справедливо заподозрил, что оно или ни хрена не работает, или же где-то украдено, а значит, дня через три-четыре после его покупки к нам заявятся накачанные до безобразия ребята со стрижеными затылками и выбьют из нас не только напрасно оплаченную нами технику, но в придачу к ней и те последние ценности, что ещё оставались у каждого из нас в виде наших отнюдь не шикарных квартирок. Так сказать, в знак компенсации за испытанные ими переживания.
Но Лёха просто на задницу падал, доказывая, что старику нужно срочно делать платную операцию, и что каждый день промедления может оказаться для него последним, а потому ему теперь совсем не до финансовых выгод. И если бы не эта причина, то он бы вообще не стал продавать оборудование, потому что Стивен Кинг на русской почве — да ещё с иллюстрациями знаменитого Голдина Маккауэна! — это не просто выгодное дело, а самая что ни на есть настоящая золотая жила, и мы окажемся круглыми идиотами, если дадим сейчас этому шансу уйти в другие руки. Тем более что деньги на покупку издательской линии у нас как раз сейчас есть, сухой и не нуждающийся в ремонте подвал площадью более 500 квадратных метров на углу улиц Коммунистической и Рыночной обещает предоставить за небольшую арендную плату Лёхин свояк Мишаня, работающий в одном из городских ЖЭУ, так что надо немедленно покупать оборудование и запускать в работу конвейер нашей удачи.
Короче, я уж и не помню всех Лёхиных аргументов, но он-таки уломал нас с Виталькой войти в долю и стать соучастниками (или, как сказали бы создатели образа Остапа Бендера — концессионерами) в этой его очередной авантюре. Какое-то пятое или шестое чувство подсказывало мне, что из этого не получится ничего хорошего — из Лёхиных затей вообще (как говорится — в принципе) не могло получиться ничего путного, не случайно же у нас накопилась уже целая антология сочинённых про него горьковато-ироничных стихотворений: «Коль за дело взялся Лёха — значит, делу будет плохо», «Был бы банк в руках у Лёхи — в банке сдохли б даже блохи», «Дали хлеб испечь мы Лёхе — получили только крохи», «Если балом правит Лёха — значит, жди переполоха», — ну и ещё десятка два таких же опусов, отличающихся друг от друга только специфическими деталями, характеризующими то, чем мы пытались заниматься в соответствующие их написанию периоды жизни. Даже чудом скопившиеся у нас к этому лету шесть с половиной тысяч баксов были, как я теперь понимаю, не столько сознательно заработаны и сэкономлены нами самими, сколько оставлены нам судьбой (или роком) специально лишь для того, чтобы у нас появилась возможность купить это проклятое американское мини-издательство…
Но как бы там ни было, а не сделать шаг навстречу своему почти единственному другу я не смог, ибо, опровергая мое представление о том, что, чем дольше ты живёшь на свете, тем большим количеством друзей обрастаешь, жизнь уже и за эти прожитые мною неполные тридцать два года успела самым решительным образом опровергнуть и убедить меня практически в абсолютно обратном. Увы, с течением улетающих за спину лет друзей не только не становится больше, но с каждым прожитым днём их круг только сужается и сужается. И дело даже не в том, что какие-либо болезни или несчастья забирают их отсюда в мир иной, хотя, надо признаться, похоронить своих сверстников за эти годы я уже тоже успел с избытком — к примеру, Витюху Огнева убило на стройке сорвавшейся с крана бетонной плитой уже на второй или третий год после нашего школьного выпуска, Толян Бугров погиб в конце восьмидесятых годов в горах Афганистана, а Олежка Подволокин до такой степени опился в начале девяностых спиртом «Рояль», что у него хлынула изо рта и носа кровь, и пока бегали за три дома к соседям, чтобы вызвать от них по телефону скорую помощь, да пока та тащилась от больницы через весь наш город, он уже скончался. Спалил себя этим заморским зельем…
Но не менее бесповоротно, чем в свою преждевременную смерть, друзья уходили каждый в свою собственную жизнь — один в карьеру, другой в тюрьму, третий в предпринимательство, четвёртый в семью и детей, пятый в блядство или в пьянство, и далее, как говорится, со всеми остановками. Главная же истина, открывшаяся мне на пороге четвертого десятилетия после встреч с некоторыми из бывших моих одноклассников и друзей юности, состояла в том, что прошлое оказалось совсем не тем материалом, который способен соединять человеческие личности в единое целое, сплетая их судьбы неразрывнее морского каната. Никакие самые сладкие «А ты помнишь?» не в состоянии сделать людей необходимыми друг другу, если их не связывают совместные проекты в настоящем и перспективные планы на будущее.
Я с особенной ясностью понял это, увидев, как к моим неполным тридцати двум годам от меня отпали практически все, с кем меня связывали одни только воспоминания, и остались лишь те, с кем объединяли вместе какие-то общие дела. Наверное, это и стало причиной того, что ни я, ни Виталька не смогли послать Лёху на хрен сразу же, как только он озвучил своё предложение о покупке этого грёбаного мини-издательства, и, уловив эту нашу нерешительность, он с удесятерённой энергией принялся за нашу обработку и, в конце концов, задолбал-таки своей настырностью до такой степени, что уже около одиннадцати часов вечера мы, как три самых последних лоха, всё же потащились со своими деньгами в гостиницу «Высотная», девятиэтажный корпус которой действительно казался жителям Красногвардейска настоящим небоскрёбом среди облупленных четырёхэтажных «хрущёвок».
— Молодые люди, вы куда это так разогнались? — притормозила нас в вестибюле гостиницы дежурная администраторша. — У нас посещение гостей разрешается только до 23.00, так что приходите завтра. Сегодня уже всё, отбой.
— Но у нас договорено, — заартачился Лёха. — Позвоните в 713-й номер, и вам подтвердят, что нас там ждут.
— Это американец, что ль? — уточнила администраторша, и я заметил, как крутившиеся тут же в вестибюле расфуфыренные девицы с вываливающимися в вырезы платьев грудями мгновенно навострили ушки.
— Почему, «американец»? — переспросил Лёха. — Игорь Семёнович его зовут. Кацман…
— Ну да, — кивнула головой администраторша. — Я о нём и говорю. Игорь Кацман, гражданин США. Одноместный люкс № 713.
Она подняла трубку внутреннего телефона и набрала нужные цифры.
— Алло! Господин Кацман? Тут к вам тут пришли гости, три человека. По какому вопросу? Сейчас узнаю…
— Он спрашивает, зачем вы к нему идёте, — сообщила она Лёхе.
— Мы-то? Будем у него издательство покупать, — по-простецки объяснил тот, и я с опозданием пнул его ногой в щиколотку, а гостиничные шлюхи ещё сильнее вытянули шеи и напрягли слух.
— Обсудить, — поспешно добавил я. — Обсудить, возможна ли такая покупка в принципе…
Нам разрешили подняться на седьмой этаж, где проживал Игорь Семенович, и, войдя в указанный номер, я увидел довольно приличных размеров апартаменты, приготовленную для сна кровать, к которой был придвинут полированный журнальный столик с лекарственными пузырьками и целой, наверное, дюжиной журналов «Плейбой», а также настороженно встречающего нас остроносого высохшего старика с бетховенской шевелюрой, хрипло покашливающего в платок и то и дело глотающего какие-то жёлтые таблетки. Был ли он действительно очень болен и напуган предстоящей операцией или просто зол от природы, но мне тогда страшно не понравился его болезненно-слезящийся и одновременно злорадно-торжествующий взгляд, словно он не просто обеспечивал себе этой сделкой хирургическое лечение, а впаривал нам вместе с печатающими машинами и свою болезнь, перепихивая таким образом свои муки с больной головы на здоровые. Хотя Лёха, кажется, говорил, что проблемы у него были не с головой, а с желудком…