Перед рассветом (версия не вычитана)
Шрифт:
Но искалеченный корабль не может сразу выйти в море — а навигация уже завершена. Так что дромону придётся зимовать в Камбрии. Существенные расходы — на Средиземном он бы полдесятка торговых рейсов сделать успел, и вполне окупил содержание. Ну да расходы — это не главное. Главное — доставить информацию. Только как? Гонца через саксонское побережье? Оно закроется нескоро, да и капитан, желающий рискнуть за деньги и пересечь узкий пролив всегда найдется. Уж один день доброй погоды в любом месяце может случиться…
Вот мыслил о нужном завтра — а получил Нион Вахан сегодня…
— Верни им слепок, Эмилий…
На Пирра было неприятно смотреть. Нет, это не тайный агент. И даже не понимающий любитель…
— Чем могу служить? — разведчик-купец слегка поклонился.
— Отдай.
Требовательно протянутая ладонь. Потянуть бы время… Косой взгляд на песочные часы. Скорее почти, чем уже. Если форму вынимать сейчас, слишком мягкий слепок деформируется достаточно, что нельзя будет сказать, служил ли формой для гипсовой копии оригинал или искусная подделка. И ведь совсем чуть не хватило!
Эмилий мысленно попросил прощения у Господа за ложь и ахинею, которую сейчас начнёт нести. Ведь исключительно ради царства христиан, единственного в мире, идёт он на обман… И ради малой толики песка что не просыпалась еще в нижнюю колбу песочных часов.
— Что отдать? — два месяца на корабле не дали Эмилию совершенного знания валлийского. Но он запомнил немало слов. Простых.
— Знаешь. Отдай, — уже по-валлийски.
— А ты кто, чтобы требовать?
— Я — это она, — провозгласила не по росту одетая девица, — На мне её одежды. Потому — отдай. Или возьму сама.
Нион было больно. Чужеземец не понимал. И очевидно, очевидно не желал ничего дурного. В нём виделось любопытство, желание награды, желание врать и тянуть время — но злобы и намерения причинять вред не было. В первом, в христианском друиде, была какая-то неприятная радость… Но он не соглашался отдать то, что украл.
Вот так. Расслабился патриарх. А тут хоть плохонькая, но контрразведывательная служба. А статус этой девочки… Августа применила незаметную постороннему глазу, но высокую регалию. Вспомнил имя. Патриарх называл. Нион. И тогда Эмилий решился. Уж больно заманчивый кусок уплывал из-под носа.
— Светлейшая Нион, прости, но — ты служишь императрице или самозванке? Если императрице, то…
— Не понимаю. Отдай. Быстро.
— Я отдам. Но объясню. Зачем взял. Хорошо?
Эмилий достал гипсовую форму со слепком.
— Возми. Могу ли я просить тебя взять вместе? Мне не нужен сам… — он ткнул пальцем, — воск.
— Тебе нужна печать. Ты хочешь печать как у Неметоны? Нельзя, — она вынула слепок из формы. Гипс ещё не застыл. Хотя — если бы и застыл, какая разница? Мгновение спустя форма хрустнула под пяткой, — Подобий — нельзя.
— Я не хочу… Подобий, — простые слова. Как их не хватает, — Я хочу знать, то ли…
Обвёл указательным пальцем левой руки вокруг среднего правой.
— Отдал. Хорошо. Остальное потом. Когда Неметона будет здорова. Харальд, пошли.
Эмилий подождал, пока стихнут шаги. Потом
— Экзарх Григорий велел оказывать тебе помощь. Если что-то будет нужно — только скажи. Но, ради всего святого, больше не пытайся помогать мне.
Пирр молчал. Игра чужими костями не удалась. Что ж, давно он не совершал таких ошибок. Можно надеяться, что и повторит не скоро. Итак, сменим кости на свои? Например, можно снова навестить друидов…
Дэффид явился домой только к вечеру. Дел было невпроворот. Но — от первых же вестей настроение стало хорошее. Дочь будет жить. Останется здоровой и красивой. И король ни в чём не виноват. И клан принял нужное решение… От прошлых беспокойств осталась маленькая червоточинка. На фоне зиявшей с утра пропасти. Младшей дочери — болеть и мучиться неизвестно сколько. А вместе с ней — и всей семье. А клан… Клан не понял Дэффида. Не захотел. Но уболтать старейшин удалось.
— сида стоит многих воинов. Наше влияние на Совете возрастёт.
И весь сказ, на разные голоса. Вождь клана, казначей, начальник над ополчением, все трое легатов. Даже писарь. Что девочку нужно попросту поберечь — в голову не пришло никому. Великая сида, как же. Сама она скорее согласится с кланом. Деловитая. И воинственная, да. Если сомнения и были — парад развеял. Дух Немайн хочет драки — а её тело — отдыха. И Дэффид был склонен поддержать тело.
— Так, да не так. Ну, посчитают мою дочурку за сотню воинов… Даже за тысячу! И что? А больше — не согласятся. Ну, будет у нас больше всех голосов. Ну, восьмая часть от всего, а не десятая.
— Бегать придётся поменьше.
— Ну, разве что. А вот представьте, что сида, кроме клана, никому и ничем не обязана. Это ведь не мы будем бегать. Это за нами будут!
Вот только после такого разговора Дэффид и пошёл к королю. Договариваться. После того, что произошло, вариантов было два — или добрая ссора, или не менее добрый мир. Когда окончательно выяснилось, что сиду никто не травил, получалось — Дэффид должен королю за почёт и долготерпение. А король Дэффиду — за нераздувание скандала, когда к тому был повод. И не договориться теперь было бы жутким взаимным оскорблением. Которое, пожалуй, смоет только кровь. Узнав о визите Дэффида, король пригласил его разделить ужин — совершенно неофициальный, но оттого не менее почётный.
Однако, необходимость договориться никак не отменяла желания поторговаться. И прекрасно зная, чего хочет король, Дэффид занял прямо противоположную позицию. Для начала, выложил перед собой двадцать золотых кружочков. Двадцать солидов.
— Вот, — объявил он, — штраф. За то, что моя дочь не пойдёт на эту войну, мой король! Даже если кланы сдуру и приговорят.
— Она болеет. А недужную я призывать на службу бы и не стал, — король был настроен неплохо. Пока Дэффид ругался с родичами, он принял епископа и нескольких римлян. Или египтян. Те бежали от арабов, и просили дозволения поселиться на мирной земле Диведа. Точнее — в городе, поскольку все были ремесленниками. Более того — они просили о подданстве. Гулидиен разрешил.