Перед штормом
Шрифт:
— Надо пускать шапку по кругу, — предложил Гапон. — Двое по полтиннику, а ему рубль в дом.
— А что? Он дело говорит, — поддержали его. — Я слышал, на Металлическом так нескольких товарищей спасли.
И сразу загудел весь стол. Кто-то гневно сказал:
— В том и вся механика — нас бьют поодиночке, а нас-то вон сколько. Нас бьют, а мы по своим норам разбегаемся — и скрипим зубами. Никогда так плохо не было, как теперь.
— У нас на верфи студент побывал, — заговорил немолодой рыжеватый рабочий, — газетку принёс и читал нам, что для хозяев забастовка хуже смерти.
— А на кожевенном как-то не вышли красильщики, — добавил другой, — так хозяин закрыл на две недели всю фабрику.
— Ну и что? Для хозяина каждый стоячий день — одни убытки, а от стоячего месяца у него глаза на лоб полезут.
Возле самовара возник хозяин чайной:
— Что, братцы, расшумелись? Не ровен час — заглянет городовой, вам и мне беды не обобраться.
Гапон подумал, что нарываться на городового ему совсем ни к чему — он своё скажет в проповедях. И, выбрав момент, тихо попрощался с усатым и ушёл.
В первой же проповеди в саблеровской церкви Гапон говорил о великой силе рабочего товарищества. Сохранился (в охранке) её конспект:
«1. Почему народ говорит, что на миру и смерть красна?
2. В Сибири говорят: на медведя в одиночку ходить — только сирот плодить.
3. Вы стоите сейчас перед ликом Христа каждый сам по себе. А вы возьмитесь за руки, и на душе у вас станет светлее и теплее.
4. Всегда помните: всё от бога. Абсолютно всё. Бог дарит нам радости, но бог посылает нам и испытания».
Проповедь имела успех. Прихожане благодарили Гапона за слова утешения и надежды. Просили у него благословения. В сладостном волнении Гапон вспоминал, как в полтавской кладбищенской церкви люди целовали ему руку и толпой провожали до дома. «Так будет и здесь! Будет!» — твердил он себе.
На его утешительных проповедях церковь всегда была набита битком. Говорил он всё то же: «Тяжело тебе — уповай на бога, но помни, не одному тебе тяжело, рядом с тобой братья и сёстры, которым не легче. Открои им свою душу, и они ответят тебе душевностью, будь готов помочь им, и они помогут тебе. Христу как тяжело было, но он любил всех, и люди отдали ему свою любовь и веру. Добро и зло живут в каждом из нас, Христос завещал нам — откажись от зла, открой людям свою доброту, и в ответ люди согреют тебя своей добротой, и жизнь твоя станет легче».
Любопытно, что о содержании проповедей Гапона мы узнаём ещё из одного документа охранки. В архиве Зубатова хранилось донесение агента, действовавшего в районе Галерной гавани. Он доносил о большом успехе проповедей Гапона, кратко излагал их главный смысл и добавлял от себя, что прихожане уходят из церкви успокоенными и даже радостными. На этом донесении — резолюция Зубатова: «Михайлову. Послушайте проповедь этого священника сами. Познакомьтесь с ним, осторожно дайте ему понять, что мы поддерживаем его и готовы, если нужно, оказать ему помощь».
Судя по всему, отсюда берёт начало связь Гапона с охранкой, которая становилась затем всё более активной вплоть до того времени, когда Зубатов возьмёт Гапона под полное своё покровительство как последователя своей идеи создания рабочих кружков под эгидой полиции.
Здесь возникает очень важный для характеристики Гапона вопрос: верил ли он сам в возможность умиротворения рабочих и улучшение их судьбы без борьбы с теми, кто возвёл эту их тяжкую судьбу в закон жизни? В начальный период своей деятельности, скорей всего, верил!
Эту вору поддерживала в нём та же охранка. Однажды Зубатов скажет, что считает его верным слугою и даже советчиком царя. Наконец, и сам царь с благодарностью благословит его общество рабочих, его устав и программу. Однако позже вера Гапона в своё высокое предназначение начнёт тускнеть и наконец будет сильно поколеблена, когда он почувствует, что между ним и рабочими возникает стена взаимного непонимания, и одновременно увидит, как те же рабочие живо откликаются на призывы социал-демократов к открытой борьбе за свои права.
II
Мы видим, как с самого начала самостоятельной жизни Гапон расчётливо строит свою судьбу. Всё время им движет тщеславие. Принцип его жизни (как он сам однажды выразился): в избранном деле лучше вовсе не быть, чем быть вторым. Вкусив сладость преклонения прихожан ещё в полтавской кладбищенской церкви, он сам предрёк себе будущее пастыря и пророка. Но как-то в кругу друзей признался, что ещё в духовной академии ему захотелось заняться политикой, которая показалась более эффектным делом. Как мы знаем, в конце концов он в политику влез. И как раз во время успешной своей работы в саблеровской церкви Гапон вдруг начал тяготиться мыслью, что круг тем для его проповедей ограничен. И он начинает для общения с людьми искать мирскую обстановку.
Каждое воскресенье переодетым он посещает чайную Нежданова. Чайная эта была по-своему знаменита: по вечерам там собирался окрестный бедный люд и почему-то извозчики-лихачи. Там Гапон знакомится и сближается с механиком из мастерской по ремонту швейных машин «Зингер» Прохором Сергеевичем Кудериным. Это была обслуживавшая чайную подсадная утка полиции, агент с кличкой «Пахарь». В одном из донесений «Пахарь» сообщает о разговоре Гапона с рабочими по поводу роста цен на продукты, когда он говорил, что цены эти бог не освящал, батюшка царь за другими важными делами может про те цены и не знать, а посему надо выяснить, кто эти цены назначил, с чего их вычислил, чтобы стало ясно, кто на этом наживается, а тогда писать батюшке царю прошение проверить дело с ценами.
В другом донесении «Пахарь» описывает, как Гапон, произнося в церкви проповедь о любви к детям, начав читать известные стихи «Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой» — вдруг зарыдал и стал громко кричать: «Берегите детей!» И всем этим вызвал невероятный экстаз прихожан.
Гапону Кудерин понравился своей молчаливой сдержанностью и какой-то житейской прочностью. Они подружились, и Кудерин уже не раз ночевал у Гапона. Ночи напролёт они судили-рядили по всем вопросам жизни. «Гапон не принадлежит к политическим партиям или течениям и того не желает, — сообщал «Пахарь», — точнее всего поименовать его религиозным анархистом, обладающим даром слова». Из этого же донесения можно узнать, что Гапон признался ему в своём разочаровании деятельностью в церкви и сказал при этом такую фразу: «Зачем мне все эти иконописные декорации, зовущие от дел земных в божьи выси?» На этом донесении есть пометка Зубатова: «Пахарю» продолжать связь с объектом». Так охранка всё ближе подбиралась к Гапону, им начинает интересоваться сам Зубатов. Кто знает, может, именно в это время полковник впервые стал думать об использовании Гапона в своих легальных рабочих объединениях…