Шрифт:
ГЛАВА 1
— Вы не можете отобрать у меня дом!
Бекки Хансен с отвращением услышала в своем голосе визгливые нотки. Она глубоко втянула воздух, пытаясь прийти в себя и побороть тошноту от смешанного запаха пыльной бумаги и приторного одеколона, которым был густо пропитан воздух в кабинете управляющего банком.
— Сожалею, Ребекка, но политика банка требует, чтобы вы выплатили все проценты по закладной, иначе мы вынуждены будем лишить вас права выкупа. Тем не менее, если вы сами продадите Сиреневый дом, вам наверняка достанется
— Я не хочу продавать Сиреневый дом!
— У вас просто нет выбора, и я уверен, что вы предпочли бы сами получить верную прибыль. Сейчас в Ричмонде жилой дом продать куда выгоднее, чем в большинстве других пригородов Ванкувера. Уверяю вас, по сравнению с другими городами Канады реальные цены на недвижимость здесь самые высокие.
Бекки передернуло, от ухмылки управляющего она вся покрылась гусиной кожей. Господи, почему ее будущее оказалось в руках этого гнусного человечишки, в этих его жирных пальцах, сморщенных и розовых, точно недоваренные сардельки?
Взгляд Эллфорда скользнул вниз вдоль ее ног и замер на лодыжках. Его черные глазки маслянисто блеснули, влажные красные губы слюняво залоснились на пухлой, с кулачок, физиономии. Словно что-то липкое проползло по коже Бекки, и она поспешно задвинула ноги глубже под стул, подальше от его сального взгляда. Вряд ли она сумеет смолчать, если Эллфорд еще раз намекнет, каким способом можно «убедить» его уладить ее денежные затруднения.
То же самое он проделывал тогда, когда ей понадобился заем, потому что протекла крыша и в ремонтной фирме Бекки сказали, что, сколько ни ставь заплат, крыша не выдержит и утренней росы. И тогда, когда ей пришлось купить подержанный фургон, потому что механик клялся и божился, что прежний, старенький фургончик оживить может только черная магия.
Сколько же женщин, подумала Бекки, выходили из этого кабинета, уверенные, что слово «заем» по праву должно стоять на первом месте в списке нецензурной похабщины! Управляющий кашлянул и поджал губы, насильно стягивая расслабленные мускулы в пристойную и полусочувственную улыбочку.
— Мы крайне сожалеем, но у нас нет другого выхода. Как бы лично я ни сострадал вам, у меня связаны руки.
— Но по закладной должен платить Эрик, мой бывший муж! — Бекки изо всех сил старалась, чтобы ее слова прозвучали спокойно.
— Это ничего не меняет. Если он не осуществит выплаты, вам придется покинуть дом. Когда стало очевидно, что ваш бывший муж не намерен перечислять необходимую сумму, мы связались с вами. И вы тянули целых две недели, прежде чем сообщили нам, что не можете его отыскать.
Поразительно, с горечью подумала Бекки, до чего легко возненавидеть человека. Вначале Эрик преподал ей урок, которого она не забудет до конца своих дней, а теперь — вот этот человек, явно упивающийся своей властью. Ради Сиреневого дома она заставляла себя быть вежливой, но от этих усилий во рту оставался мерзкий привкус.
Еще ребенком Бекки часто ходила с бабушкой на чаепития в
Стюарт Смайт построил Сиреневый дом в 1913 году, возведя монумент своему богатству и величию, хотя оные существовали в основном только в его воображении. После смерти Стюарта фамильное состояние улетучивалось медленно, но неотвратимо. Эмили, последняя из его отпрысков, жила изысканно, хотя и не вполне в ногу с веком. В последние двадцать лет жизни владелицы дом беспощадно старился, преданный добродушному пренебрежению.
Когда после смерти Эмили ее дальние родственники продали особняк, Эрик с большой неохотой согласился купить его. Он постоянно твердил, что содержание дома требует чересчур больших трудов и затрат, но Бекки верила, что дом вознаграждает ее любовь сторицей, укрывая и лелея во все мучительные годы замужества. Теперь он принадлежит ей одной, и она готова на что угодно, лишь бы сохранить его.
— Пожалуйста, Том, дайте мне немного времени. Я уверена, что найду средства для выплаты.
Эллфорд зашуршал компьютерными распечатками, откашлялся и пробежал взглядом по колонке цифр.
— У вас трое детей.
— Да. — Глядя, как пальцы управляющего выбивают по столешнице нестройную дробь, Бекки гадала, выражает ли гримаса неодобрения на его лице мнение о детях вообще или касается только ее несдержанности.
— У вас есть другие источники доходов, кроме ренты?
— Я составляю и продаю кроссворды.
Управляющий пренебрежительно изогнул бровь.
— Мне хорошо платят, — добавила она, оправдываясь, и назвала цифру, от которой обе его брови взлетели вверх.
— Что ж, отлично. Даю вам две недели. Если вы сумеете представить нам финансовый отчет, включающий ваши доходы за прошлый год и ожидаемые доходы.
Бекки, задержавшая дыхание, наконец позволила себе выдохнуть.
— Спасибо.
— И все же, Ребекка, позвольте мне дать вам совет. — Толстяк педантичным движением выровнял стопку бумаг на столе. — Мне кажется, что наилучший выход для вас…
Бекки поняла, что если задержится в этой комнате хоть на минуту, то попросту задохнется. Она набросила длинный ремень сумки на плечо и вскочила. Эллфорд осекся на полуслове, разинув рот.
— Я вернусь через две недели. — С деньгами, мысленно добавила она. Неважно, чего ей это будет стоить, но никто не сможет выгнать ее и детей из собственного дома. — Спасибо, что уделили мне время.
Эллфорд со стуком захлопнул рот и злобно уставился на нее.
Бекки стремительно зашагала через зал банка, пропуская мимо ушей гневные призывы немедля вернуться в кабинет. Расправив плечи и высоко подняв голову, она старалась не замечать сочувствующих взглядов знакомых сотрудников банка. Вот он, недостаток жизни в маленьком городке, думала она.