Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)
Шрифт:
Довольно долгое время сморчок не подавал голоса и не разговаривал с Грином. Воспользовавшись паузой, Грин и Яттмур отправились к прудам посреди острова, чтобы смыть грязь подземелий со своих тел и волос, сопровождаемые толстопузыми рыболовами, которые все время крутились неподалеку, изредка принимаясь жаловаться, но по преимуществу, словно загипнотизированные, не сводя глаз с желтой птицы, что, крича, кружила безустанно над их головами. После омовения они отправились на берег острова, чтобы добыть себе пищу, по пути далеко обойдя скопление странных кубических скал, во внутренности которых им случилось побывать. Красавчик летел за ними
Глава девятнадцатая
Думая о том, что сказал ему сморчок, Грин теперь внимательней присматривался к ходульникам-шагальникам. Несмотря на очень мощную и разветвленную корневую систему, цветы ходульников были весьма примитивны. Будучи повернутыми все время к солнцу, соцветия привлекали к себе сердцевидных бабочек. Снизу пяти ярких и простых лепестков росли непропорционально крупные семенные стручки, шестигранные, на каждой грани которых имелись клейкие и бахромчатые наросты, формой напоминающие морских анемон.
Все это не произвело на Грина никакого впечатления. Однако то, что происходило с цветами в процессе опыления, было гораздо более захватывающим. Яттмур как раз проходила мимо одного из ходульников, когда с жужжанием подлетевшая к цветку древесная пчела уселась на бутон и принялась пробираться к пестикам. Реакция растения на попытку проникновения была невероятно бурная. С характерным резким звуком цветок и семена взлетели вверх, увлекаемые пружинистым гибким стеблем, вырвавшимся из внутренности стручка.
От испуга Яттмур немедленно бросилась в ближайшие кусты, а следом за ней и Грин. Осторожно они выглянули наружу, чтобы посмотреть, что случится дальше; они увидели, что стебель-пружина продолжает распрямляться, на этот раз более медленно. Пружина распрямилась полностью, и прогретая солнцем, отвердела, превратившись в прочный стебель. Шестигранный стручок теперь раскачивался высоко над их головами, кивая оттуда светилу.
Привычных к неожиданностям людей растительный мир мало чем мог удивить. Ко всему, что не представляло для них опасность, они немедленно теряли интерес. Им уже несколько раз доводилось видеть ходульник-шагальник, точно так же распрямляющийся на солнце.
– «Статистика утверждает, что в подавляющем большинстве вы лучше своих хозяев», – провозгласил Красавчик, облетев по кругу нового ходульника и возвратившись к людям. – «Пусть то, что случилось с Бомбейским Профсоюзом межпланетных грузоперевозчиков, послужит вам уроком! Отстаивайте свои права, пока права ваши еще в ваших руках!»
Всего в нескольких метрах от них другой ходульник-шагальник с шелестом развернулся и поднялся в воздух, его стебель выпрямился и быстро отвердел.
– Давай вернемся к прудам, – предложил Грин. – И еще раз искупаемся.
Стоило только ему сказать это, как в голове его пробудился сморчок. Без слов он поразил Грина, который попытался было воспротивиться, но зашатался и, корчась от боли, рухнул в кусты.
– Грин! Грин! Что с тобой? – охнула Яттмур, подбегая к нему и хватая за плечи.
– Я… я… я… – его рот отказывался произносить слова. Его губы поджались и посинели. Его руки и ноги вытянулись и затвердели. Сидящий в голове сморчок наказывал его за неповиновение, парализуя нервные центры.
– Я был слишком мягок с тобой, Грин. Потому что ты всего лишь растение. Я предупреждал тебя. В будущем я не стану терпеть и сразу же приму командование на себя, с тем чтобы ты повиновался мне без промедления. Я не ожидаю от тебя ценных мыслительных умозаключений, ты должен будешь только наблюдать, предоставив мне возможность размышлять и делать выводы. Сию минуту мы очень близки к тому, чтобы найти полезное применение этим растениям, а ты позволяешь себе глупо отворачивать с пути. Неужели ты хочешь так всю жизнь гнить среди этих голых скал? Теперь я приказываю тебе лечь на землю и спокойно наблюдать, иначе я награжу тебя новыми судорогами, например, вот такими !
Сам не свой от боли, Грин перекатился на грудь, зарываясь лицом в траву и грязь. Яттмур подняла его голову, плача, повторяя его имя и сама не своя от вида его мучений.
– Этот волшебный гриб, что он с тобой делает! – причитала она, с отвращением глядя на жесткий блестящий воротник, кольцом окружающий шею Грина. В ее глазах блестели слезы. – Грин, любовь моя, уйдем отсюда. С океана снова надвигается туман. Мы должны уйти от берега, как это сделали толстопузые.
Грин только отрицательно потряс головой. Его тело снова оказалось в его распоряжении – по крайней мере на текущий момент – судороги и спазмы стихли, но после мучений руки и ноги были слабыми, словно состоящими из желе.
– Сморчок хочет, чтобы я оставался здесь, – горько проговорил он. Бессильные слезы стояли в его глазах. – Уходи к остальным.
Дрожа от волнения, Яттмур вскочила на ноги. В ярости от собственной беспомощности, она ломала руки.
– Я скоро вернусь, – сказала она.
За толстопузыми нужно присматривать. Они были настолько глупы, что без должного надзора могут наесться всякой отравы. Пробираясь к своей с Грином хижине, она шепотом молилась по пути:
– О духи солнца, покарайте этого сморчка со всей своей жестокостью и силой, пока он не убил моего дорогого возлюбленного.
К несчастью, духи солнца на этом острове были слабы, как слабо было само светило. Со стороны океана поднялся холодный ветер, принесший с собой туман, который и вовсе закрыл солнце. Поблизости от острова проплывал айсберг; скрип и треск его льдин можно было слышать даже после того, как он, подобно призраку, исчез в тумане.
Частично укрытый кустами, Грин послушно оставался лежать на своем месте, наблюдая за тем, как в небе над его головой парит Красавчик, голос которого, приглушенный туманом, продолжал через равные промежутки времени выкликать слоганы.
Третий за прошедшее время ходульник со скрипом распрямился и закачался в воздухе. Грин отметил, что теперь, когда солнце ушло, ходульник распрямляется гораздо медленней. Материк полностью скрылся из вида. Порхающие вокруг цветков ходульников бабочки тоже пропали, последняя из них пролетела мимо него и скрылась; он остался один в призрачном мире, лежа на земле словно бы под поверхностью холодного океана сгустевшего воздуха.
В отдалении сталкивались друг с другом айсберги, и скрежещущий грохот их столкновений эхом разносился над океаном. Он был совершенно один, все возможные контакты с подругой или спутниками теперь были запрещены для него сморчком. Было время, когда близость гриба наполняла его сознание мыслями о борьбе и возможности победы, теперь же сморчок вызывал в нем только тошноту. Он представить себе не мог, каким образом возможно было избавиться от гриба.