Передача лампы
Шрифт:
Одну из его картин — ее репродукцию — я видел несколько дней назад. Совсем недавно современные физики случайно обнаружили, что многие звезды, которые вы видите на небе, это спирали. Хотя вы не видите эти спирали. И он написал на одной из своих картин звезды спиралями. И каждый критик думал, что он сумасшедший, потому что звезды не спирали. Ван Гог ответил: «Что я могу поделать? Когда я хочу написать звезду, все мое существо говорит, что это спираль».
И через сто лет наука пришла к выводу, что они действительно спирали.
Что же из этого следует? Был этот человек сумасшедшим, или он на сто лет опередил свое
Возможно, у него было сознание, тотально отличающееся от сознания обычного человека.
Ясно одно: саньясин, ищущий истины, не должен быть судящим. Он должен позволять всем быть собой, не вынося в своем уме приговор, правильно это или неправильно.
После сумасшедшего дома Винсент Ван Гог написал свою последнюю картину, снова посвященную солнцу. И он написал короткое письмо своему брату: «Моя работа закончена. Я писал цикл всех положений солнца. Только одна картина осталась незаконченной, потому что ты насильно положил меня в сумасшедший дом, а они запретили мне писать солнце, потому что думали, что это солнце свело меня с ума. Теперь я освободился, я дописал картину, закончил ее. Моя работа закончена. Я чувствую себя полностью удовлетворенным. Теперь в этом теле нет необходимости, поэтому я кончаю жизнь самоубийством».
Кто может сказать, правильно было совершать это самоубийство или неправильно? У кого есть право это говорить?
Миллионы людей живут бесполезно, и никто им не говорит: «Для чего ты живешь?»
Я знал одного профессора в отставке, который время от времени встречался мне утром на дороге, когда я выходил на прогулку. И он задавал мне один и тот же вопрос, тысячи раз. Когда бы мы ни встретились, он говорил:
— Послушай, — а он был профессором философии, вышедшим на пенсию, известным человеком, который написал много книг. — Скажи мне только одно. Я не могу найти ни одной причины, чтобы продолжать жить. Ты можешь мне помочь?
— Если ты не находишь никакой причины, чтобы продолжать жить, то почему ты живешь? — обычно спрашивал я.
— В том-то и трудность. Я также не могу найти никакой причины, чтобы покончить с собой. Я стою перед такой дилеммой, и никто не может мне помочь. Люди думают, что я схожу с ума, и впервые я чувствую полную ясность, что у меня нет причины и умирать. Помоги мне как-нибудь!
— Если я помогу тебе покончить с собой, я совершу преступление, ты уйдешь, но я буду в тюрьме. Так что этим способом тебе сложно помочь. Что касается жизни, я тоже не вижу смысла тебе жить дальше, потому что ты на пенсии, у тебя нет жены, у тебя нет детей, у тебя нет друзей; ты уже в довольно преклонном возрасте, живешь один в холодном доме, ни уюта, ни любви, ни тепла, никого, кто мог бы о тебе позаботиться. Ты стал слишком слаб, ты ничего не можешь делать сам. Тебе приходится есть тухлую пищу из гостиницы. У тебя слабое зрение, ты не можешь больше читать, ты не можешь больше писать. Поэтому ты ставишь и меня перед дилеммой.
У тебя, безусловно, нет причины жить. А насчет того, чтобы покончить с собой, я не знаю, что происходит после самоубийства, поэтому я не могу сказать, будет это благоразумно, будет лучше или будет хуже. Поэтому, извини, пожалуйста, но не докучай мне этим вопросом. Спроси меня что-нибудь еще, что хочешь.
— Я не хочу больше ни о чем спрашивать. Это единственный вопрос.
И все-таки он совершил самоубийство.
И он написал мне письмо. В своем письме он сказал: «Я пишу тебе, потому что я не думаю, что кто-то еще сможет это понять. Они все будут осуждать, но никто не поймет. Я пытался изо всех сил найти причину, чтобы жить, но не смог, а жизнь становилась все труднее и труднее, это было жалкое существование. Я не нашел никакой причины, чтобы покончить с собой, но по меньшей мере одно было в пользу самоубийства — то, что это будет хотя бы новый опыт, а не старый дрянной каждый день. Годами я крутился в колесе. По крайней мере, что-то новое — лучше или хуже, как бы то ни было, — но что-то новое».
Я не могу сказать, что он поступил неправильно.
На деле, я был за эвтаназию: людей после определенного возраста, если они чувствуют, что у них нет причин дальше жить, не должны вынуждать совершать самоубийство, они должны быть обеспечены в домах престарелых или в больницах хотя бы месяцем отдыха, умиротворенной атмосферы и помощи в медитации, заботой докторов об их теле. Есть один месяц на то, чтобы встретиться с друзьями, чтобы те, кто далеко, могли приехать навестить их; они могли бы научиться быть тихими, быть умиротворенными, умереть с осознанностью. Это не самоубийство.
Только одна религия, джайнизм, допускала это почти десять тысяч лет. Они называют это сантара. Они не называют это самоубийством. Сантара просто означает, что человек созрел, как созревает плод и падает с дерева, человек созрел, у него нет необходимости жить в этом мире. Он испытал все, что предлагает мир, и теперь продолжать жить кажется ему и другим лишними хлопотами.
Ему должно быть позволено покинуть свое тело.
Это единственная духовная философия, которая признает правомерность эвтаназии.
Я тоже считаю, что она правомерна. Она должна стать правом человека по рождению — но не так, что хочет умереть молодой человек, потому что его девушка ушла с другим. Этого будет недостаточно для эвтаназии. Это просто значит, что он должен найти другую девушку.
Когда нет причин, нет страданий, нет обид, нет жалоб, если человек не против жизни, но просто обнаруживает, что все, что нужно было прожить, прожито, — что ты здесь делаешь?
До сих пор общество вынуждало таких людей совершать самоубийство, что отвратительно. Вся ответственность на обществе, потому что общество не предусматривает надлежащих способов, чтобы обеспечить человеку прекрасную смерть.
Я за то, чтобы украшать все — включая смерть.
Ошо, когда ты сказал, что призраков нет и это только человеческий страх, я подумала: «Ну, значит так и есть: призраков нет. Раз Ошо говорит». Я была рада поверить тебе и покончить с этим вопросом, успокоенная, что я узнала что-то наверняка. Но это доверие. Ты сказал нам не верить слепо. А мой опыт с призраками связан не со страхом, а с дружбой. Теперь я чувствую, что я в затруднительном положении. Я вытащила гвоздь из своего дерева ним. Пожалуйста, помоги!