Передислокация
Шрифт:
Комендор — сержант сказал, что они ждут нас в Лиджене. Чем скорей мы погрузим все наше добро на машины, тем скорей их увидим.
Ладно, грузить так грузить. Мы разбились на бригады, покидали в кузова все снаряжение и вещмешки. Разогрелись от тяжелой работы, так что вроде и не зябко. Заодно и часть алкоголя с потом вышла.
После этого подогнали автобусы, и мы все набились туда — везде торчат М-16, никто уж и не следит, куда направлено дуло, да теперь оно и неважно.
От Черри — Пойнта до Лиджена час езды. Сначала по лесу. В темноте мало чего разглядишь. Но и дальше, на шоссе, смотреть особо не на что. Магазинчики еще не открылись. Неоновые вывески на заправках и барах,
В Лиджен мы въехали через боковые ворота — от них до места, где расквартирован наш батальон, еще минут десять. А то и пятнадцать, подумал я, судя по тому, как тащится этот козел. Скоро уже все заерзали. Потом автобус свернул на Макхью, я увидел казармы и понял: ну все. И тут он останавливается, не доехав метров четыреста. Прямо перед оружейным складом. Я бы запросто мог добежать туда, где собрались наши родные. За одной из казарм горели фонари, вокруг стояла куча машин. Голоса были слышны даже отсюда. Наши семьи были там! Но мы все выстроились в очередь, думая о том, как они близко. Я думал о Шерил и Виксе. И ждал.
Но когда я наконец добрался до окошечка и сдал свою винтовку, мне стало как-то не по себе. Я расстался с ней в первый раз за несколько месяцев. Я не знал, куда девать руки. Сначала засунул их в карманы, потом вынул и скрестил на груди, а потом опустил да так и оставил без толку висеть по бокам.
Когда все сдали винтовки, первый сержант приказал построиться, как на парад. Охренеть! Построились, подняли свой долбаный флаг и потопали по улице. Когда добрались до первых казарм, услышали впереди приветственные крики. Я никого не видел, пока не свернули за угол, а там — вот она, целая стена людей с плакатами. Свет прожекторов бил прямо в глаза, так что трудно было разобрать, кто есть кто. Сбоку уже поставили раскладные столы, и морпех в лесном камуфляже жарил на гриле хот — доги. А еще там был надувной батут в виде разноцветного замка, как на ярмарке. Надувной батут, мать его за ногу!
Мы маршировали дальше. Еще два морпеха в камуфляже слегка придерживали народ, и мы шли, пока не оказались прямо напротив них. И тут первый сержант дал команду остановиться.
Я увидел несколько телекамер. Было много американских флагов. В первом ряду, прямо в центре, собрался весь макманиганский клан с огромным плакатом, на котором было написано: «УРА! РЯДОВОЙ БРЭДЛИ МАКМАНИГАН, МЫ ТОБОЙ ГОРДИМСЯ!»
Я шарил по толпе глазами. В Кувейте я говорил с женой по телефону, совсем недолго, только «Привет, это я» и «Да, не позже чем через двое суток. Спроси в штабе, там скажут, когда прийти». И она сказала, что придет, но это было странно — по телефону. Я так давно не слышал ее голоса.
Потом я увидел Эйхольца — старшего. Тоже с плакатом. С надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ГЕРОИ!» Я наткнулся на него взглядом и вспомнил, кто это, потому что он нас провожал, и подумал: это отец Эйхольца. И тут они нас отпустили. И встречающих тоже.
Я остался стоять на месте, а ребята вокруг — Кертис, О’Лири, Макманиган, Крейг, Уэйсерт — так и кинулись в толпу. А толпа им навстречу. Вместе с отцом Эйхольца.
Он пожимал руку каждому морпеху, который ему подворачивался. Вряд ли его многие узнавали, и я понимал, что должен ему что-то сказать, но так и не сказал. Я отступил в сторонку. И стал озираться, искать жену. И увидел плакат со своим именем: «СЕРЖАНТ ПРАЙС». Но остальную надпись закрывала толпа, и кто его держал, я тоже не видел. А потом я пошел туда, подальше от Эйхольца — старшего, который обнимал Кертиса, и увидел остаток плаката.
А держала этот плакат Шерил.
На ней были камуфляжные шортики и топик. Не по погоде, но я догадался, что это для меня. Я помнил ее не такой худенькой. И косметики, кажется, стало больше. Я был усталый и взвинченный, и она немного изменилась. Но это была она.
Нас окружали другие семьи, широкие улыбки и измотанные морпехи. Я пошел к ней, она увидела меня и просияла. Чтобы женщина мне улыбалась — в последний раз такое было давным — давно. Я бросился к ней и поцеловал ее. Разве не это мне полагалось сделать? Но мы слишком долго не виделись, оба нервничали, и вышло как-то… ну просто как ткнулись губами в губы, что ли. Она отстранилась, посмотрела на меня, положила руки мне на плечи и заплакала. Потом вытерла глаза, а потом обняла меня руками за шею и притянула к себе.
Тело у нее было теплое и удобное. За океаном я все время спал на земле или на брезентовой койке. Носил бронежилет и винтовку на ремне через плечо. Семь месяцев я не чувствовал ничего похожего на тело своей жены. Я почти забыл, каково это, а может, никогда по — настоящему не знал, а теперь появилось это новое ощущение, и все остальное поблекло, как будто сделалось черно — белым, по сравнению с цветным. Потом она меня отпустила, я взял ее за руку, мы забрали мои вещи и пошли оттуда.
Она спросила, не хочу ли я повести машину, и я сказал «еще бы» и сел за руль. Тоже забытое ощущение. Я включил задний ход, выехал из ряда и повернул к дому. Я подумал, что хочу приткнуться где-нибудь в темном местечке и залезть с ней на заднее сиденье, как школьник. Но я выехал со стоянки и покатил по Макхью. Теперь, в своей машине, это было не то что в автобусе. Типа, это Лиджен. Этой дорогой я ездил на работу. А темень какая! И тихо.
— Ну как ты? — спросила Шерил, что означало: ну, как все прошло? Ты теперь сумасшедший?
— Ничего, — сказал я, — со мной все нормально.
И снова наступила тишина, и мы свернули на Холком. Я был рад, что веду машину. Это давало возможность на чем-то сконцентрироваться. Едешь по одной улице, поворачиваешь руль, едешь по другой. Без суеты. Делаешь одно, потом другое — все по порядку.
Она сказала:
— Слава богу, что ты вернулся!
А потом:
— Я так тебя люблю!
И потом:
— Я горжусь тобой.
— Я тоже тебя люблю, — ответил я.
Когда мы приехали домой, она открыла мне дверь. Я даже не знал, где мои ключи. Викс не встретил меня у порога. Я вошел, осмотрелся и увидел его на диване. Он тоже увидел меня и медленно поднялся.
Шерсть у него поседела еще сильнее, чем раньше, а на ногах были эти сволочные жировые шишки, от которых у меня всегда мороз по коже. Для лабрадоров это обычное дело, только у Викса их было теперь чересчур много. Он повилял хвостом. Потом слез с дивана так осторожно, что мне стало ясно, как у него все болит. И Шерил сказала:
— Он тебя помнит.
— Чего он такой худой? — спросил я, нагнулся и почесал его за ушами.
— Ветеринар велел контролировать вес. Да в нем и еда уже почти не держится.
Шерил тянула меня за руку. Прочь от Викса. И я поддался.
— Ну что, хорошо дома? — спросила она.
Голос у нее дрожал, как будто она была не очень уверена в ответе. И я сказал:
— Да — да, конечно!
Тогда она крепко меня поцеловала. Я взял ее на руки, поднял и отнес в спальню. Я старался все время широко ухмыляться, но это не помогло. Она все равно выглядела малость испуганной. Думаю, все жены были тогда малость испуганны.