Передозировка счастья
Шрифт:
И знаешь, что я увидел, одноглазый?.. Трудно мне объяснить, так мало слов я знаю, и все они не про то, что хочу сказать… Жизнь наша страстная, мы больше играем и притворяемся, чем занимаемся жизнью. Может быть, когда мы говорим «надо!», оно нам и не очень надо… Или надо, но при каких-то условиях… Эх, чувствую, мимо пролетают мои слова… Вот, скажем, коллекционер, страстный собиратель. Захотел бы он, чтобы у него сразу оказались все вещи, о которых он мечтал? Может быть, сгоряча и захотел бы, но потом бы понял: нет у него коллекции, а есть склад, пресный и постный.
Говоря всё это, адмирал всматривался в лицо
– Или вот ты даёшь милостыню убогому. Почему? От добросердия, скажешь ты. А если нищий накупит на эти деньги дёгтя, чтобы облить тебя со смехом. Подашь ты ему следующий раз? И куда твоё добросердие делось? Наверно, оно было, кто спорит… Но не истинное, не чистое, немного отдающее дёгтем. Вижу, не понятно и путано я рассказываю… Я больше привык к командам, ясным и солёным, – грустно признался Синторий, а потом внезапно крикнул:
– Набить грота-брасы! Чтобы дрожали от трепета, как дева Мария под святым духом!
От адмиральского ора проснулся дремавший Евсевий. Синторий понял, что переборщил с доходчивостью объяснений и вернулся к прежнему режиму повествования.
– К чему я это всё рассказывал? Ага, вспомнил: я хотел сказать, что цезарь Крисп жил без азарта. Он делал всё, что ему надо, без красоты и артистичности. Жизнь для него – как случайная прохожая, с которой он сейчас разминётся и больше никогда не встретится. Зачем она ему? Понимаешь, в чём дело… Я опытный моряк, и Абант – мой противник – опытный моряк. И поэтому мы знаем, что это невозможно. Из опыта знаем, что так нельзя. А он этого не знает. И потому – делает!
Синторий отпил вина и задумчиво посмотрел в окно. Помолчал немного, а потом продолжил:
– Вот такой человек прибыл на мой флагманский корабль!.. Часть вражеского флота тогда находилась в Тесноте (?? ??????) пролива, между местом впадения реки Родиас и остатками персидского моста. Их либурны укрылись под обрывистым берегом бухты Мадитос, на Абидосском рейде. Они просто связались тросами, не рискнули стать на якорь, потому, как дисорма 1 там, а ещё сильное течение, и приходится вытравливать много каната. Вот такая была обстановка перед днём битвы, когда всё понеслось нежданным поносом…
1
???????? – место с плохим грунтом для якоря
– Так, о битве – как можно подробнее, – попросил Акакий и почесал стилосом за ухом.
– Тем утром я вышел на палубу, всё небо было в мелких розовых облаках. Царевич висел вниз головой, зацепившись коленями за спущенный рей.
– Слышишь, цезарь, – сказал я ему, – эскадра Колиноса уже приближается к Лагиссам, а я до сих пор не знаю, что мы будем делать.
– Как, что? – бодро ответил цезарь. – Побеждать! Разве ты первый раз идёшь в бой?
– Нет, не в первый, но раньше на румпеле была только моя рука, – отвечал я. – А теперь вроде как два рулевых. Ты будешь вмешиваться в командование?
– Буду! – радостно ответил царевич и ловко спрыгнул на палубу.
Потом внимательно посмотрел на меня, заметил мою обескураженность и спросил с улыбкой:
– Тебе нужна битва, или победа?!
И, не дождавшись ответа, весело крикнул:
– Вели выдёргивать крючки!
– Какие крючки? – оторопел я. – Якоря, что ли?
– Ну да, те, которыми вы к дну прицепились. Мы идём в бой!
– Какой на хрен бой?! – крикнул я. – Нас же покрошат, как кильку на салат!
А царевич спокойно улыбнулся и нарисовал углём на палубе свой безбашенный замысел.
– Секи сюда, антиквариат реликтовый! Они сейчас на расслабоне, у них сейчас полный тупняк, – с этими словами царевич кивнул на мыс Киноссема, за которым скрывались корабли противника. – Они думают, что мы должны шкериться и гаситься, а мы таким нежданчиком вломимся и замутим мочилово! Вперёд, динозавр! Пока они зависли – всё проконает!
– Ты не забыл, цезарь, – за мысом только авангард противника, а главные силы – дальше! Всё море за Сестосом усеяно вражескими кораблями!
– Не вибрируй, винтаж, я всё помню! Абантосы сначала ненадолго обалдеют, потом метнутся на помощь своим, в суете будут сталкиваться и сноситься течением. И вот здесь наши лодки будут протыкать их вот этой фигнёй, что впереди торчит. Они сами будут заплывать в этот аквариум, а мы будем их накалывать на вилку, по мере поступления. Они же будут, как брёвна в струе, а мы их будем клевать: тюк-тюк! У тебя же резвые гребуны, ты же в этом шурупишь!
Потом они, стопудово, вдуплят, что сегодня не их день, и рванут в Лампсак. Пока они будут там зализываться, к нам подойдёт подкрепление. Ну, так что, побулькаемся?! Начинаем движуху!
– И знаешь, одноглазый, он меня почему-то убедил! Чушь несусветная, а я поверил! И мы рванули поскорее, чтобы успеть воспользоваться метидрионом Тесноты!
– Чем воспользоваться? – переспросил Акакий.
– Ну, мефидрион – это место в проливе с противоположными течениями.
Акакий бесстрастно запротоколировал рассказ адмирала и спросил:
– А какое твоё мнение, почтенный Синторий, чем руководствовался царевич? Полагался ли он на слепую удачу, или чувствовал покровительство сверху? Осознавал ли он свою богопоцелованность?
– Он говорил: судьба мне улыбается кривой усмешкой. А что это значит – я в полной непонятке! – простодушно ответил флотоводец. – Он явно не специалист по морскому делу, он специалист по победам! Победил тут, пошёл побеждать туда. Ему всё равно, где побеждать.
И в этом месте к разговору подключился Евсевий.
– Как точно и замечательно сказано: «специалист по победам»! – радостно воскликнул он. – Акакий, записывай дословно, это фраза с места событий, выхваченная из процесса, а не выстраданная в писательских мудроисканиях! Я чувствую, Акакий, это будет лучшее жизнеописание! Продолжай, уважаемый стратилат, свой рассказ о цезаре-победоносце!
– Ему некогда и незачем вникать, изучать тонкости профессии, он победит и уйдёт. Он называл снасти шнурками, корабли – лодками, а всё остальное – фигнёй. Но не всё так просто! Откуда он, например, мог знать, что на течении рулить бесполезно, там надо подгребать?