Шрифт:
Действие данного фрагмента происходит в 326 году новой эры. Елена основала свой суд, для того, чтобы покарать виновников своих личных обид. Главными объектами её ненависти стали дочери покойного уже императора Максимиана – Теодора, к которой ушёл её бывший муж Констанций, и её сестра Фауста, ставшая супругой её сына Константина.
Помощником и опорой Елены сделался разносторонне талантливый писатель Камилл.
Главным персонажем в этой части повествования является сын Константина и внук Елены цезарь Крисп. Цезарем тогда именовали царскую особу второго ранга. От этого слова произошли
Подарок небес
Цезарь Крисп – несомненно, самый загадочный персонаж древнеримской истории.
Он считался бесспорнейшим и достойнейшим продолжателем правящей династии.
Ведь новые Флавии – и Констанций, и Константин – не баловали окружающих разнообразием сюжетов: первая женитьба по молодости, рождение первенца, развод и повторный брак уже на правильной, геральдической, супруге с многочисленным потомством, но приоритет остаётся за сыном, рождённым непутёвой женой.
Современным тем событиям летописцам заткнули рты процедурой «вычёркивания из памяти» (damnatio memoriae). Придворный биограф Евсевий, вначале называвший Криспа «богоугоднейшим правителем», после соответствующего распоряжения старательно удалил из своих жизнеописаний все упоминания о царевиче – словно бы его никогда не существовало. Зосим Историк, живший полтора века после описываемых событий, начитался пьес про Федру и предположил, что причиной гибели царевича были козни Фаусты, оклеветавшей Криспа в глазах Константина. А император, якобы, в порыве гнева распорядился казнить своего сына.
Что-то здесь не складывается… Можно, наверно, в порыве гнева убить сына палкой, а через минуту раскаяться. Но в случае с Криспом аффект явно не прослеживается…
Почему Крисп подвергся вычёркиванию из памяти? Чтобы не нагнетать напряжения между оставшимися жить дальше.
Крисп очень рано завоевал себе репутацию человека, с которым лучше не связываться. Выросший в странствующем цирке, он легко освоил танцующий стиль пугилации (pugilatio, кулачный бой), владение бичом и арканом, фехтование всеми видами мечей. А ещё он был воплощением самостоятельности, на вопросы родственников «как дела?» отвечал своим неизменным «нормал!», и только по жалобам пострадавших от его кулаков Константин узнавал о бурной деятельности своего сына.
Терпеливо выслушав воспитательные наставления отца, Крисп шёл к бабушке Елене, которая одобряла все его похождения и рассказывала ему о Ксерампелине.
– Ксерампелина – это мусорная свалка, куда нас выбросили за ненадобностью, и тебя, и меня, – говорила внуку Елена, к явному неудовольствию Константина. – Они все думали, что мы там сгниём, а мы выжили и окрепли.
«Так вот для чего у Минервины были такие странные черты лица», думала Елена, любуясь своим внуком. «Чтобы Крисп получился невероятным красавцем, совсем не похожим на носатого отца Константина и такого же носатого деда Констанция».
Но
Казалось бы, создав такого привлекательного юношу, природа должна бы сбавить обороты и наслаждаться своим творением. Однако в царевиче начали раскрываться разные таланты, один за другим.
Он с интересом и азартом проверял себя везде и во всём. Проверял странно, как посторонний исследователь, словно не его жизнь сейчас на кону.
Поэтому не удивительно, что ему была доверена должность probitatis probator, «инспектор честности». Кесаревич ходил по рынкам и проверял меры длины, гири и состояние весов.
Однажды на форуме перед ним распростёрся плачущий мужчина.
– Я постоянно проигрываю, так не может быть в честной игре! Он мошенник, и кости у него с кривым центром тяжести! – причитал он, показывая пальцем на какого-то алеатора, профессионального игрока в кости.
– Ну чё, маклёр, телеги толкаешь? – грозно спросил Крисп у алеатора. – А ну-ка, проверьте его лохотрон! – приказал он своим стражникам.
Помощник Криспа отщипнул кусочек воска на прилавке продавца свечей, размял его пальцами и прилепил в центре одной из граней кубика. Затем вырвал длинную волосину у подозреваемого, подвесил кубик и принялся внимательно осматривать его со всех сторон – нет ли перекоса.
– Кончай эту мутную теорему! – недовольно поморщился Крисп. – Всё проверяется в деле. Ну так как, вигоневый? – обратился он к содержателю игорного лотка. – Пригласим небеса для дачи показаний? Срубимся по-взрослому? Организуем решняк под куполом? – с этими словами цезарь сгрёб все кости и приготовился к броску.
– Если моя кучерява – я забираю всё твоё бабло, а коль мои не пропляшут, значит, ты трескало, а кости твои – молибдены голимые!
«Молибдена» в то время было страшное слово, оно почти наверняка обозначало публичную расправу над мошенником.
– Софизм получается! – хмуро сказал алеатор. – Получается, я в любом случае в пролёте.
– Быть честным – никогда не в пролёте! – весело заверил царевич и потрепал игрока по брюху.
Он метнул кости и выпал «бросок Афродиты»: 1, 3, 4, 6. Это был самый удачный вариант, означавший бесспорный выигрыш. Толпа ошалело молчала, а Крисп обнял алеатора, взял чашу с его монетами и принялся раздавать их окружающим.
– Не меня благодарите, а славьте этого честного человека, которого я даже не знаю, как зовут, – говорил людям цезарь, раскрасневшийся и возбуждённый.
Время шло, Крисп поражал всех своими успехами и достижениями. В качестве внука он вполне устраивал аугусту Елену, а вот его отец Константин чувствовал что-то неладное.
– Почему ты называешь Криспа эмбрионом? – с интересом спрашивала Елена у своего сына.
– А кто он ещё? – раздражённо отвечал Константин. – Помнишь, я просил тебя записать первое слово, которое он произнесёт? Так вот, забудь, он его ещё не произнёс! Он до сих пор не приступал к жизни. Он ещё не переселился к нам из мира духов!