Передряга
Шрифт:
После солнечной улицы подъезд казался, темным. Горела на столе у консьержки тусклая лампа, свет которой рассеивался, не достигая неимоверно высокого потолка. Хорошо ещё, что солнце било в подъезд сквозь дверные стёкла.
Сергей Борисович запнулся на первой же ступеньке, и амбал услужливо подхватил его под руку.
— Вы к кому? — встрепенулась консьержка.
Мафиозо посмотрел на неё, ответил спокойно:
— В шестьдесят третью.
— А-а-а, — понимающе закивала женщина. — В ту, где ремонт?
— Да-да.
— Вчера тоже приходили.
— Я знаю. — Сергей Борисович
Кабина была старомодно громоздкой, деревянной, с хлопающей сетчатой дверью. Однако в целом выглядела очень опрятно. Никаких надписей и рисунков на стенах.
Лифт поднял группу на третий этаж. Здесь амбал и Володя достали из-под пиджаков пистолеты. Призрак встал позади Сергея Борисовича. Тот нажал кнопку звонка. За дверью послышалась приглушенная трель, напоминающая ржач сумасшедшей лошади. Тишина, Еще одна трель. Результат оказался прежним. Сергей Борисович отошел в сторону, кивнул Володе:
— Открывай.
Тот достал из пиджака набор отмычек, принялся подбирать нужную. Тихо щелкнул замок, дверь распахнулась. Амбал с невероятной для его телосложения ловкостью проскользнул в квартиру. Володя последовал за ним.
Сергей Борисович и Призрак остались стоять на площадке. Через минуту амбал появился на пороге, сообщил разочарованно:
— Папа, тут пусто. Сорвались, суки.
Мафиозо вошел в квартиру и прошествовал в комнату. На дальней стене, примыкающей к соседней квартире, большой ковёр. Нигде ни следа «ремонта».
— Наверное, подстилали пленку, — тихо произнёс Призрак.
— Я понял. — Мафиозо, не оборачиваясь, скомандовал: — Ковёр со стены, живо.
Амбал поспешно ухватился за край ковра, потянул. Тот неожиданно легко поддался, практически обвалился на пол.
— Та-ак, — протянул Сергей Борисович.
Информация, представленная Иваном, оказалась точна. За ковром действительно обнаружился пролом примерно полтора на два. Вокруг — темный слой копоти и «кудряшки» сгоревших обоев.
Несколько секунд мафиозо созерцал разобранную стену, затем повернулся к Володе, распорядился:
— Оставь здесь пару ребят.
— Папа, ты же говорил, что нельзя набирать много народу, — напомнил тот.
— Я помню, что говорил, — раздраженно заметил Сергей Борисович. — Снимешь двоих с постов в подъезде. Тех, что на соседних этажах. И пошли людей проверить все квартиры, прилегающие к «нашей». Сверху и снизу.
— Но мы уже…
— Пошли людей! — вдруг яростно прошипел мафиозо.
— Хорошо, папа. Как скажешь.
Сергей Борисович повернулся к Призраку, спросил задумчиво, словно говорил для себя:
— Почему они ушли? Ещё только час. Работа не окончена.
Тот пожал плечами, ответил спокойно:
— Скорее всего их кто-то предупредил.
— Я тоже так думаю. И это не наши. О квартире никто, кроме меня и вас, не знал. Остается «Холодок». — Он подумал, затем посмотрел на подручных. — Володя, я хочу знать, где находятся сейчас эти люди. Займись.
— Хорошо, папа, — кивнул тот.
— Ты, — повернулся он к амбалу, — посмотри за дверью.
— Понял.
— Идите, — Сергей Борисович проводил взглядом Володю и амбала, затем покосился на Призрака и, едва разжимая губы,
Призрак молчал, внимательно глядя на Сергея Борисовича. Он хотел напомнить, что в его обязанности не входит следить за кем бы то ни было. Его наняли совсем для другого. Но телохранитель знал своего босса лучше, чем любой из друзей. Он видел Сергея Борисовича и в моменты «деловых встреч», и когда тот, оставаясь «один», сбрасывал маску «крутого». Мафиозо привык к Призраку, как привыкают к собственной тени. Сейчас Сергей Борисович был таким, каким охранник видел его крайне редко. Казалось, что из спины мафиозо извлекли стальной несгибаемый хребет, а вместо него вставили велосипедную цепь. Вокруг его глаз резко обозначились морщины. Линия губ также потеряла обычную жесткость, стала дряблой, расплывчатой. Однако голос Сергея Борисовича остался прежним, мягким, с таящимися где-то в глубине стальными нотами. Крепко сжав телохранителю запястье, мафиозо чуть от-страненно сказал:
— Ты единственный человек, которому я могу доверять. Остальные спят и видят, как бы сожрать меня и самим занять мое место. Если бы «взломщики» оказались в квартире, я бы не просил об этой услуге. Но боюсь, дело обстоит хуже, чем мне казалось. Я уважаю тебя и ту работу, которую ты выполняешь, однако сейчас у меня нет иного выхода. Считай это личным одолжением.
По едва заметным паузам между словами можно было понять, насколько тяжело дается Сергею Борисовичу эта просьба.
— Ладно. — Призрак кивнул, хотя и с неохотой.
— Я у тебя в долгу, — улыбнулся сухо мафиозо.
Он не любил одолжений. Вспоминал слова героя одного фильма: «Одолжения убьют тебя быстрее пули». Но сейчас ему приходилось одалживаться. Ведь от этого могла зависеть его жизнь.
«Это последнее, что я делаю, — подумал Сергей Борисович. — Перед Богом клянусь, последнее. Всё. Устал. Нужно уходить. Обессилевший хищник — не хищник. Он — добыча. Жертва».
В его мире всё менялось с нереальной, калейдоскопической скоростью. Короли за несколько часов опускались до пешек, а пешки вырастали в ферзей.
«Уходить. Уходить, пока не нашёлся кто-то очень молодой и очень решительный», — размышлял Сергей Борисович, пока они спускались к машине. Настолько решительный, что отважится нажать на курок, поставив жирную кровавую точку в его карьере. В карьере и в жизни. У него практически не осталось сил для драки. Жизненных сил много, да. Но для драки одних сил маловато. Необходима жажда жизни. Кипящая, как кровь, наполняющая душу бурлящим воинственным кличем, а мышцы силой. А еще нужна непоколебимая вера в собственное бессмертие, звериная интуиция и беспредельная, тупая жестокость. Жажды жизни в нём уже нет. И остальных качеств нет тоже. Куда тут тягаться с молодыми. Зато у него есть гора грехов за душой и жажда покоя. А покой стоит дорого. Покой нынче в дефиците. Проходя мимо, Сергей Борисович кивнул консьержке, вышел на улицу и остановился, задрав голову вверх. Амбал думал, что шеф разглядывает окна, а Сергей Борисович смотрел на небо. Высокое, солнечное, абсолютно не похожее на то, под которым он жил всю жизнь.