Переезд и прочие неприятности
Шрифт:
А лес после них должен справляться самостоятельно. Сам себя очистить, переработать не одно упавшее, гнилое дерево, а несколько сочащихся кровавым соком обрезков, которые посчитали мусором.
Я присела около огромного пня и прислонилась к нему спиной. Да, мое появление в этих краях весьма неоднозначно, но сейчас не об этом. Я вздохнула, думая о том, что же делать дальше. Уехать или остаться здесь? Дождаться стройки и отыграться на них по полной, а потом будь что будет? Да и есть ли толк отыгрываться на простых рабочих? В большинстве случаев они ни в чем не виноваты, они работают, потому
Я вздыхала, как столетний дед. Тяжело было думать об отъезде, о том, что я покину это место. Но и оставаться было страшно.
– Ты опять пыхтишь, как паровоз, – раздалось рядом со мной, – не девушка, а настоящий вокзал с поездами.
Я, подпрыгнув, замотала головой в разные стороны. Показалось или нет? Может, я настолько хотела услышать родной голос, что он мне померещился?
– Ну, жалуйся, – спокойно сказали за спиной.
Нет, я не могла сойти с ума за столь короткое время. Я точно слышала. Точно и отчетливо. Я доводила этого вредного и занудного духа миллионы раз и не могла его ни с кем спутать.
– Ни хрена не понимаю, – бормотала я себе под нос, ползая на четвереньках вокруг пня. – Ладно, один раз показалось, но дважды… Быть того не может.
– Твоя грация слона опять меня загонит в спячку или окончательно добьет, – прошелестело совсем рядом. Из одного сучка торчала ветка – маленькая, тонкая, размером с ладонь, с тремя едва живыми листочками.
– Тятя? – как завороженная, я смотрела на эту веточку и продолжила почему-то шепотом: – Тятя, это ты?
– Если ты рассчитывала от меня избавиться, могу тебе сразу сказать, что не дождетесь, – он рассмеялся, тихо, скрипуче. – Да, это я, только не сломай ветку! А то я не знаю: смогу ли еще раз прорости. Муторное это, конечно, занятие.
– А-а-а-а, – я села на задницу и заревела, как обычная базарная баба, у которой украли кошелек. – Ты… А я… А ты…
Я икала и размазывала грязными руками по щекам горячие слезы. Все смешалось: и злость на утренних гостей, и радость от того, что мой самый близкий не исчез, и непонимание, как все это произошло.
– Я думала: они тебя совсем уничтожили. Я звала тебя несколько раз, но ты не откликался, – я не могла перестать лить слезы и хлюпать носом. – А ты жив.
Через полчаса, успокоившись и взяв себя в руки, я рассказала последние новости.
– Думаю, что тебе нужно ехать, – вздохнула веточка. – Во-первых, тут небезопасно, а во-вторых, если ты переродишься, то будет очень обидно. Ты одна из лучших моих учениц. Тем более от реки осталось только одно название.
Я почувствовала, как щеки заливает румянец. Приятно, когда тебя хвалят, особенно – вредный дух, от которого не один раз получала корнем подзатыльники. И одновременно с этим поднималось возмущение.
– Но как я могу тебя бросить? – с вызовом спросила я. – Как я могу тебя оставить, тем более в таком состоянии? Если я уеду и не помогу тебе, то сойду с ума от беспокойства. Кто тебя защитит от мороза? А от ветра?
– На все воля леса, – произнес он свою любимую фразу. – Ты же понимаешь, что теперь я просто должен жить. И если я нужен, значит, буду расти, развиваться и стану новым деревом. Если же лесу угодно, то я уйду в лучшие, спящие миры, навсегда укрывшись белым одеялом тлена и покоя.
– А я так не хочу, – я сложила руки на груди, мне не нравился драматизм в его голосе, и для верности я хлюпнула носом. – Я хочу, чтобы мы с тобой решили: жить тебе или нет.
– Мари, – обреченный вздох, – я не хотел тебя пугать или нагнетать обстановку, но в лесу становится странно. Висит что-то, какое-то напряжение. И если ты будешь далеко отсюда, мне будет спокойнее.
– Что значит странно? – я почесала голову. – Я ничего постороннего не чувствую. Все как обычно: лес готовится к осенним дождям, увяданию и сну.
– С одной стороны, это так, но с другой стороны, – он помолчал, подбирая слова, – я слишком долго живу на земле, чтобы не различить этот необычный шепот.
Я сидела тихо, как мышка за веником, но ничего кроме шороха листьев не услышала.
– А могло это тебе показаться? – спросила я, пожимая плечами.
– Вряд ли, – он вздохнул – долго и как-то обреченно. – Я хорошо помню, когда еще и леса не было, не было и людей в наших краях. Мне не показалось.
Мы немного помолчали. Я обняла пень, стараясь не надломить единственную веточку, соединяющую Тятю с этим миром, и, попрощавшись, ушла.
Я брела по лесу и прислушивалась к окружающей действительности. Пробежала белка, делающая очередные запасы на зиму. Она благополучно о них забудет, и на этом месте вырастет новое дерево. В траве шуршал маленький уж, он еще ни разу не скидывал свою кожу. Шелестели листья и старались удержаться на ветках. Ничего странного или беспокоящего.
Глава 4
Я вышла на полянку рядом с болотом. И увидела действительно удивительное зрелище: сидит на камешке главный гад и, как Аленушка, смотрит в воду, вздыхает. «Интересно, он снова пришел окучивать меня насчет переезда?» – со злостью подумала я. Я не хотела продолжать разговор об этом. Непонятно, чего он прицепился. Я осмотрелась в поисках женщин, с которыми он приезжал. Но никого не наблюдалось. Точно в суд побежали, а этот решил время не терять.
Я постояла, наблюдая за мужчиной. Наверное, стоит прислушаться к словам мудрого Тяти и переехать, было бы хорошо, если недалеко. Я даже согласна на заводь с карпами и карасями, там есть рыбаки, можно над ними подшучивать. Например, у одних ловится рыба, а другим совершенно не везет. Сидят рядом, меньше метра друг от друга. К первым рыба сама плывет, на крючок садится, а ко вторым – хоть закидай прикормом.
Когда болото было рекой, ох и смеялась я от души, смотря на разгоряченных мужиков. Раскрасневшиеся, чуть не дерутся, делят прикорм и пытаются выведать у везучих, что они добавили, что нового купили. И не понимают, что это я под водой и крючки путаю и рыб разгоняю.
Я вздохнула и нацепила благожелательную улыбку. Решено: буду просить место поближе к данному лесу. Если невозможно изменить обстоятельства, надо изменить отношение к ним.
– Добрейшего, – поздоровалась я, подходя к краю владений лешего.