Перегоны. Часть 1
Шрифт:
Вот строки поэмы о станичном хоре:
А на базаре завтра раноИтоги все подведены:– Всех лучше пели у Демьяна.Вот пели сукины сыны!– Там хор гремел девятым валом,Дрожало каждое окноИ, кажется, Земля дрожалаОт славного “Бородино”.“Ведь были ж схватки боевые?” —Взмывал в простор альтовый лад.“Да еще, говорят, какие!” —Басов прибой спешил в накат.И разом в дали голубыеВзмывала мощная волна:“Недаром помнит вся РоссияПро день Бородина-а-а”.Но чем трудней в делах, в натуге,Тем веселее на досуге,И,Не правда ли, размышления рассказчика, навеянные хоровым пением, заставляют и читателя отвлечься от всего, что существует, что совершается вокруг, и философски задуматься над чудом человеческого бытия? А вернувшись к поэме, снова оказаться в вихре игр, переплясов, припевок, частушек и т. д. и т. п.
Мной приведена всего крохотная толика из описаний того буйства молодежной самодеятельности, которое выплескивалось в местах станичных и хуторских гуляний, но и по ней с достаточной определенностью можно судить о высоком мастерстве автора в деле изображения этого буйства.
Красной нитью через всю поэму проходит тема истинно мужской дружбы двух сначала подростков, затем юношей и, наконец, воинов-защитников Родины Лешки Гвозденко и Женьки Чепурнина, а также тема их первой самой глубокой и чистой любви к одной и той же девушке Даше Ярковой. Способам разрешения их любовных проблем, как и общих молодежных проблем, получивших отражение в поэме, не грех было бы поучиться и нашей теперешней молодежи.
Немало строк посвящено автором и любви людей весьма не молодого возраста. Коротким счастьем в пожилом возрасте была озарена любовь между обнищавшей казачкой депутаткой первого станичного совета вдовой Меланьей Голан и прежде мастеровым человеком из иногородних (“гордовиков”), а после партизаном и коммунистом высокой моральной чистоты Архиповым. Счастливой с самого начала и до глубокой старости изображена любовь главных героев юношеской романтической поэмы Гвозденко и Чепурнина – Екатерины и Самсона, обретших по воле авторов от сокращения взаимных обращений – несколько странно звучащие для русского уха имена Вохт и Втея. Изображены любовные истории пожилых людей с большой теплотой и тактом.
Великая Отечественная война явилась самым большим судьбоносным событием в жизни граждан страны, родившихся в первой половине нашего ХХ столетия и ранее, и в поэме этот факт получил впечатляющее отражение. Именно этому поколению своих земляков автор и посвятил свою поэму.
Особенно трогательно описан в поэме уход молодых ребят станичного оркестра 8 мая 1941 года в Армию, а по сути дела – на войну, которая стала фактом всего через сорок три дня. Словами рассказчика-ветерана автор вспоминает об этом так:
Как странно это и тревожноТеперь, из поздних наших лет,Себя и всех увидеть в прошлом,Зная про все, что будет впредь.В заключение той прощальной ночи оркестр исполнял танго “Не уходи”. Но случилось так, что очень скоро, вопреки настоятельно звучавшему тогда призыву ушли из жизни очень многие и из числа оркестрантов, и из числа танцевавших прощальное танго. А еще ушло очень и очень многое из жизни и тех, кому суждено было все-таки дожить до победного конца войны. Последние строки из воспоминаний о деталях того далекого прощального события в устах седого ветерана войны звучат так:
…Потом то страшное случится,Что ждало всех нас впереди.А мне с тех пор доныне снитсяВ рассветном небе над станицей:“Не уходи! Не уходи! Не уходи!!!..Из баек Старого Дрючка читатель узнает, как о боевых делах станичников на фронтах войны, так и о героических событиях военной поры в самой Копытовке, причастными к которым оказались и самые юные ее жители. А все это – и копытовские фронтовики, и десантники, сброшенные на Копытовку, и местные истребительные противодесантные отряды, и местные партизаны, и по-своему боровшиеся с фашистами подростки – все это люди, общую характеристику которым поэт выразил словами: те, “в ком сильнее страха совесть, могущественнее смерти долг”.
Отмечая художественные достоинства поэмы, хотелось бы, кроме отмеченных уже ранее впечатляющих общего плана зарисовок труда и отдыха станичников и хуторян, сказать о целом ряде других фактов и эпизодов из их жизни, изображенных автором порой как бы мимоходом, но изображенных так, что след от встречи с ними в памяти читателя остается основательный и надолго, благодаря их особой, почти осязаемой образности.
Так при одном только упоминании о поэме “Перегоны” у автора этих строк без всякого напряжения памяти, самопроизвольно, подобно бегущим кадрам телеклипа, перед глазами возникают: то поединок казака Голана с необъезженным жеребцом, то девушки в обществе леших, то схватка красноармейского разъезда с мифическим чудовищем жовтобрюхой, то над тихой жизнью хуторков проплывающий аэроплан и убегающие от него в укрытие куры, то пик знойного полудня в хуторском дворике, когда возникает такая тишина, что “за сотню метров услышишь, как жужжит пчела”, то “эскадрон” мальчишек-истребителей “пустоцвета” на огородных грядках, то семейный “джаз” Чепурниных и история с “бунтом” балалаечника, то закопанный в землю девками матершинщик Филя, то перевозка на хутор молотильных агрегатов, то попытка арестовать коммуниста Архипова, то “богатырским сном мертвецким” спящие воины-победители на улицах поверженного Берлина, то эксперимент мальчишек Лешки Гвозденко и Женьки Чепурнина с вызовом на свидание настоящего живого черта, то встреча в степи пастушка Самсона с городскими девушками, то идущие на “волшебную” свечу кладоискатели… Иными словами, смена в памяти читателя созданных автором поэмы зарисовок из самых разных областей жизни казачьей станицы и ее хуторов имеет тенденцию быть бесконечной, вернее, продолжаться до полного исчерпания всего содержания поэмы, произведения воистину энциклопедического плана. Как видно, именно здесь мы имеем случай, когда, говоря о качестве изображения фактов действительности, без всяких оговорок употребимы выражения: “Один другого лучше”, “Все – лучше”. А это значит, что автор может быть доволен: неоднократное обращение читателей к тексту поэмы, к ее образам (я – из числа таких именно читателей и уверен, что таких будет множество) может свидетельствовать только об одном – о незаурядном поэтическом таланте автора “Перегонов” и о самых высоких художественных достоинствах созданного им произведения.
Один из читателей в своем отзыве обратил свое внимание на то, как удачно заключительные строки стихотворения “Ласточка” (из тетради стихотворений А. Гвозденко, приложение к главе 21) передает концовку щебета именно этой птички:
Як булы мы в осиныци,Людно так було в станыци,Тэпэр-р-р – нигдэ никого.Внимание читателя именно к этим строкам стихотворения для нас важны еще и тем, что, кроме действительно замечательного примера звукоподражательной образности, упомянутым стихотворением отражена еще и та жуткая трагическая правда, что ведь многие многолюдные кубанские станицы были буквально опустошены страшным голодом зимы 1932–1933 гг.
После ознакомления с упомянутым замечанием читателя я стал строже относиться к себе в смысле оценки пусть еще не вполне совершенных, но, как оказалось, о многом говорящих стихов из тетради А. Гвозденко.
А приведенный пример звукоподражательной образности вызвал в моей памяти и другой, не менее изящный, которым мне тоже хотелось бы поделиться с будущими читателями. Он использован автором в том месте поэмы, где речь ведется о “дрите” – желтой, зависающей в одной точке над цветком или над животным мушке с длинным хоботком-“жалом”, обладающей раздражающим (особенно для коров) жужжанием высокого звенящего тона. Подражая именно этой мушке, или, как говорит автор “занудным звоном в зной дразня” стадо, хуторские пастушки действительно могли иногда заставить взбрыкивать и разбегаться из стада по своим дворам всех животных.
О незаурядном таланте автора, создавшего большую лирическую казачью поэму, говорит, по моему мнению, еще и насыщенность ее текста афористически звучащими строками. Некоторые фразы поэмы, как, например, “шось по-ученому бурдять” и “шукай, шукай”, уже стали привычными шутливыми поговорками в общении первого круга читателей поэмы, познакомившихся с произведением еще в машинописном виде и в газетных публикациях. Можно надеяться, что многие подобные строки поэмы войдут в широкий речевой оборот наших граждан, когда поэму смогут прочитать все желающие. Приведу лишь некоторые: