Перегоны. Часть 1

Федорин Евгений

Глава вторая

Сидели, говорили…

(Из баек старого Дрючка за век прошедший, XIX-й)

Там чудеса,

там леший бродит…

А. С. Пушкин

С каких времен, никто не помнил,К забору нашему прилегУвесистый дубовый комель,Или, по-местному, дрючок.Такой не привезти в телеге,Тем более не приволочь.Но век второй в привычной негеОн дремлет здесь и день и ночь.Сомнений нет, еще задолгоДо прибывших сюда людейЗдесь дуб, красавец преогромный,Стоял одни в округе всей.Пусть не один, но видно, редкиДеревья эти были тут:С посадок первой пятилеткиВсего лишь два еще живут.Под дуб и дернул, видно, вожжиМой предок, прибыв в этот край,Чтоб рядом с дубом встали позжеИ двор, и хата, и сарай.Пусть древу гордому соседствоТакое было не под стать,Да у деревьев нету средства,Чтобы о том протестовать.Лет пять ли, десять дуб крепился,Потом увял, зачах, засох,Чтобы с годами превратитьсяВ бескорый этот вот дрючок.Принявший от сидячих вальсовИ от дождей шлифовок тьму,Он костью чудища казался,Неведомого никому.По сути ж годы все и числаДля всех сограждан ближних хатДрючок и день и ночь трудилсяКак клуб, эстрада и театр.Все-все людские интересыНа этом лоскутке ЗемлиСобраньем споров, слухов, песенНезримо в суть дрючка вошли.Всё-всё всегда в себе он слышит,О всём поведать может он,Да, жаль, того не перепишетПока еще магнитофон.По счастью, в нас века вложилиШифр генный, чтобы представлять,Как

здесь сидели, говорилиИ сто и больше лет назад.А потому присядем рядом,Представив тот вечерний час,Когда уже вернулось стадоИ пыль за стадом улеглась…Когда окрашенные алоПочти погасли облакаИ монотонно зазвучалаПеснь бесконечная сверчка…Когда, по счастью, спят лягушкиИ попритих собачий лай,Когда всем детям все подушкиПро сказочный вещают край…Когда и ветру сладко спитсяВ уюте тополевых крон —Так мы проникнем в небылицыИ были дедовских времен.А их – не счесть: несметны числа!И было б тысячи ночейНам мало, чтобы перечислитьЛишь байки все без мелочей.У баек же обыкновенноНепроторим к истокам путь,К тому ж, рассказчик непременноВас силится с него столкнуть:– Да, точно знаю, это было,Хотя, конечно, не со мной.Так тёща куму говорила,А слышал то брательник мой…Или: “То слышал деверь свата,А рассказал покойный тесть,Узнавший от золовки брата.Что именно всё так и есть”…И – никогда: “Со мною лично”…И – никогда: “Я видел сам”…Или: “Не верите – отлично!Айда со мной по тем местам!”На правду быть во всем похожей —Вот байки главная печать,Но чтоб, коль ложь раскрыться может,Рассказчику не отвечать.Так вот и я, себя упрятавЗа многократный псевдоним,Надеюсь, этою преградойБуду от бед от всех храним.К тому ж, за всё, что здесь не точно,Вина моя невелика:Случайно, значит, не нарочно,От скрытых ветхостей дрючка.

I

Но… помолчим. Послушать надо.И, кажется, да, в добрый часПритихли мы: в дрючке сверхвнятныйСтал слышен разговор как раз:– Кто мы? Господские. ПомещикНас ищет до сих пор кругом.Взяв нужные лишь очень вещи,Бежали мы сюда. Тайком.Благо, скажу, что мужа взялиВ казаки сразу. Так что яКазачка тоже. Землю дали,Избушка тоже есть своя.Боимся лишь: вдруг кто-то встретитНас из деревни прежней той…А вас в глухие степи этиТолкнула жизнь нуждой какой?Вы жили ж где-то в Запорожье?– Бэрить подальши: Буг и Днестр.– А в Копытовке, тут, давно же?– Як и вона – вси двадцять лет.Як замист Сичи возродылосьТам вийско верных козаков,Наши мужчины враз явылысь,Шоб в козакы включиться знов.Та жалко потирялы ГрыцюПротемкина, а вин же бувИ гэтман наш. И на гряныцяхТо ж вин нам зэмлю там добув.Жаль грамоту вин схлопотатыШось нэ успив на зэмлю ту.Може, с того-то испытатыНам и прыйшлось всю маяту.Прыйшов указ импэратрыци,На Черноморье, на КубаньШоб нам усим пэрэсэлыться.Ой, довго нам прыйшолсь крутыться,Покы сказалы: тут вон стань!З тых пир куринь наш КопытовскыйИ встав над Еею – рикой.Рядом – Кущёвскый, Кисляковскый…И Уманскый – подать рукой.Тилько устроилысь тут славноЗа два годочка – жить бы, жить… —А тут як раз указ дэржавный —Грузын от пэрсив защитыть.Пишов и мий в поход пэрсыдскый,Дарыв нам вични слёзы, грусть.Сынок тоди ще був при сыськи,Тэпэр з Европы вон вэрнувсь.Добылы там Наполиона.Благо, хоть сыну повэзло:Живым прыйшов. Лышь ночью стогнэ:Кровавэ сныться ремесло…Ну вот, дрючку уже спасибоХотя б за то, что был рассказ,И с веком прошлым хоть что-либоЖивым теплом связало нас;Что в час любой вольны теперь мыСвоей истории в глазаВзглянуть и слышать самых первыхПереселенцев голоса,На чьём веку – война с французом,А до и после – не однаС Ираном, с Турцией война;Кому Суворов и Кутузов —Живых сограждан имена;Кому пришлось, чтоб смог остатьсяИ впредь в казачестве их род,Переселенцами скитаться;Чьим здешним сыновьям – за двадцать,И их Кавказский ждет поход.В пылу торжеств столицы обе,И бал за балом у господВ честь воинства, что, в глубь ЕвропыПобедный завершив поход,Закрыло Бонапарта повесть,Вернуло европейцам мир.И – свежая благая новость:Там юный в свет шагнул кумир,Поэт-бунтарь. Он смело лируВзять мастера рукою смог,Чтобы воспеть свободу миру,На тронах поразить порок.Грядущий Пушкин, чудной силойПритянет наших он ребят,Когда его Руслан с ЛюдмилойВсе сказки прежние затмят.Пока же люди – им не ново —Ткут баек ткань из дум своих[К словцу-словцо, к словечку-слово],И Пушкин учится у них.A мы за воскрешенье тенейБылого недрами дрючкаУпоминать везде с почтеньемВпредь будем имя Старичка.

II

Вновь помолчим и будем слушать…Теперь в дрючке идёт рассказ,Когда-то всем ласкавший уши,О том, что было-де не раз,Как при погоде, непогоде,Смущая видом люд простой,По полю, саду, огородуСам клад блуждает золотой.Иной раз – в образе коровы,Коня, козла или быка,Иной раз – в образе немого,Без глаз, без носа мужика.И ежели удар обрушитьНа истукана, то в моментСо звоном он предстанет тут жеКопною золотых монет.Тогда спеши собрать монеты,И, если в жизни честен ты,Тебе помогут деньги этиВ осуществлении мечты.Нечестного пусты старанья:Клад не разбить его рукам.А дробный станет, чем был ранее,Хоть прячь по разным сундукам.– Ударить зверя-то не жалко,А человека все ж хитро:Огрел я раз бродягу палкой,А то был пьяный кум Петро.Тут слышен смех, что к нам донессяИз далей чуть не в двести лет,И встрявший в разговор осекся,Но подключился враз сосед:– Я расскажу, как рассказалаПро случай дьяконши кума.Там дьяконша заикой стала,А дьякон, тот сошел с ума.Как было? Дьяконша на Пасху,Встав по нужде в сверхранний час,Шмыгнула в сенцы – и, будь ласка,Баран там “кладовый” как раз.Перепугалася, понятно(Ведь неспроста ж в сенях баран!),с испуга бросилась обратно,А тот с разбега – на таран.Боднул на славу “богомолку”.Проснулись: дьякон, сыновья…Чем ни лупили зверя только,А тот, копытцами звеня,Спокойно шел и шел куда-то,Неся в дом явную беду,И кизяком свежайшим хатуУкрасил прямо на ходу.Дошел, где падчерица спала,Воткнул в ее подушку лоб,А та во сне забормотала,Ну и рукой барана – хлоп!И – чудо: с блеском и со звономКругом посыпались в моментМонет, казалось, миллионы,И будто вспыхнул молний свет.Враз все богатство в диком ражеСемья снесла по сундукам,А девочка не знала даже,Что к ней-то клад являлся сам.Когда ж владельцам пожелалосьСвой золотой проверить клад,То в сундуках их оказалось:Где голова, где бок, где зад.И – чудо вновь: через мгновенье,Что там и сям лежало врозь,Какой-то силой единеньяДруг к другу разом понеслось.И вот уже опять по хатеСверхстранный топает баран —Такой же, как тогда, рогатыйИ вновь готовый на таран.Одно в нем было странно крайне:Деталь отсутствовала та,Что у любого есть баранаПод задней частью живота.Спустя мгновение, однако,Все были тем поражены,Что, как увидел сам же дьякон,Деталь та – в лифчике жены.Вперед-назад деталь шныряла,Ища на волю, видно, ход,С чего хозяйку для началаБросало в холод, в жар и в пот…Смущений срок был, впрочем, краток,Всем стала истина ясна:Туда, под грудь, монет с десятокТайком припрятала она.Одно лишь тайною осталосьИ разрешимою едва ль:Как вышло так, что ей досталасьЕщё в монетах та деталь?

III

– Взбрело ж такое человеку,чтоб православным ехать в Мекку!У нас в роду случилось так,Так, что я – турок, не казак.Да-да, хоть верьте, хоть не верьте,Решили – нам не отменить —Прабабка с прадедом пред смертьюМеста святые посетить.Возможно, нагрешили много,А слышать слышали – твердят:Тем, кто пройдет святой дорогой,Грехи все снимутся подряд.Пошли. А грешных-то на свете,Как оказалось, тьма и тьма:Те в те края идут, те – в эти,От толп одних сойдешь с ума.Им надо б – к Иерусалиму.А ежели к другим примкнуть?..Вот так-то и увёл их мимоЧужой паломнический путь.Язык чужой не понимая,Общались только меж собой,Ну а соседям подражая,Свершали ритуал любой,Молитвенные позы, жесты.Потом и дома по пять разПеред иконой рядом вместеОни свершали свой намаз.И как нередко то случалосьВ делах запутанных встречать,Одни им дома удивлялись,Другие стали подражать.Мол, как же? Люди были в Мекке,Там оставляли свой садак,Теперь любому человекуМолиться, значит, нужно так…Новинки, как приманки, липки.Но кто знать в мире всё бы мог?И да простит им их ошибкиОдин для всех нас в мире Бог.

Iv

– Вот есть ли Бог, не знаю, право,Но что есть черти, слово дам.Хотите, про четей забавыЯ расскажу сегодня вам?Известно, черт, он – безобразник.Вот моей бабушки рассказ.Ещё девчонкой в ночь под праздникОна пошла на угол раз.Конечно же, без позволенья,Без спросу двор оставив свой.Идет и слышит, что веселье —Не впереди, а за спиной.Значит, решила, почему-тоСегодня будут там гулять.Пошла туда. Но что за чудо:Веселье – за спиной опять.Тогда решила: видно лучшеВсе же идти на угол свой.А тут под стать ей и попутчик,На редкость парень боевой.– Вы на гулянье, Чёрни очи? —Спросил он. – Что ж, и я – туда.И ей приятно стало очень,Исчезли страхи без следа.Но по пути вдруг видит дева,Попутчик стал, как мачта, худ,А руки-жерди справа, слеваДорогу пальцами метут.– Ой, что с тобой? – она спросила,Упрятав где-то страх в груди.– Ой, что со мной? “Нечиста сила”уже подумала, поди?– Нет, не подумала такого, —Бодрится девушка и вдругПреображенье видит снова,Ужасный испытав испуг:Попутчик растолстел как боров,А ниже лишь чуточек сталИ все ответы лишь с повторовЕё вопросов начинал:– Ой, почему такой я толстый?И страх к тебе пришел опять.Но ты о том не думай просто,А лишь о том, чтоб погулять.Тут ей открылось, между прочим,Что и одежд на нём-то нет,А по земле заметно оченьЗа ним пролег копытный след.Прошли ещё шагов с десяток,И замечает вдруг она,Что с головы до самых пятокНа нем шерсть длинная видна.– Ой, Боже! Дьявольская сила, —Она сказала, – Боже мой!И тут же враз перекрестилаЕго дрожащею рукой.Вихрь рядом с нею завертелся,В нем прокатилось: “Ха-ха-ха”,И спутник враз куда-то делся.Лишь ночь вокруг, темна, глуха…Куда ж идти? Где двор и хата?Не приключилась бы беда.И слышит вдруг: “Гей-гей, девчата!Идите к нам! Скорей, сюда!”В ответ: “Постойте, погодите!” —Девичьи выкрики. И вотОна встречает в лучшем видеДевчат знакомых хоровод:– Куда вы?– Хлопцы пригласили.Идем и ты!Пошла она.И сразу ж о нечистой силеИм рассказала всё сполна.Рассказ её сверх всякой мерыСтрах взбудоражил у девчат,Но зов, что шёл от кавалеров,Сильней был страха во сто крат.Но вот с версту прошли девчата,В пути не встретив ни души,И стало как-то страшноватоИ жутко им в ночной тиши.К тому же, прямо на дорогеПред ними вдруг забор возник —Так что, куда б ни двинуть ноги,Их ожидал везде тупик,– Вот новость! Не было печали.Так черта с два и встретим мы!– Так точно!! – громко прокричалиИм голоса в ответ из тьмы. —Мы здесь! Нас точно два осталось,Чтоб проводить до места вас.Идти же – самая тут малость,Но не туда, где ограждалось,А где свободно – вниз как раз.Девчатам сразу ясно стало —В карьер заброшенный их путь,Но ни одна не испыталаПри этом страха ни чуть-чуть.Пошли. И вот через минутуИм в уши хлынул мощный хор.Потом его, проснувшись будто,Сменил двухрядки перебор.Блюдя пристойные манеры,Без вольностей и без греховИх забавляли кавалерыДо третьих самых петухов.Забавы так, как и заботы,Кладут на всех свою печать,И в хлопцах странное вдруг что-тоДевчата стали замечать:То все исчезнут враз, как духи,То все возникнут вдруг опять;Шепни вопрос куму на ухо —Все хором станут отвечать.То вдруг похожими предстанут —И два, и три, и все подряд —На всем известных, ладных, статных,Но уже умерших ребят.А самым странным, жутким самым,Враз вызвавшим смятенье, страх,Стало чуть видимое пламяВ гортанях хлопцев и в зубах.Представьте-ка на самом делеВ глухой ночи такой вот!Но, к счастью, петухи запели,И стал светлеть небесный свод.Исчезла нечисть вся куда-то,Не стало даже и… девчат.А моя бабушка, понятно,Нащупав душу где-то в пятках,Пустилася домой бежать.Раз десять хату обежала,Чтоб внутрь ворваться поскорей,Но в стенах словно не бывалоНигде ни окон, ни дверей.На случай этот сморят разно,А я так думаю, как зять:Нельзя, большущий грех – под праздникИдти на улицу гулять.

V

– А я про ведьмины затеи.Случилось то под Рождество.Беспалый Петр (их двор у Еи)Давно хотел свести родствоС приезжей Клавой, гордовичкой.Мать встала против тех хлопот:В угоду гарному, мов, лычкуСгубыть козацкый хочешь род.И всякий раз, когда дивчинаЖдала Петра в заветный час,Ему случалася причинаВсё отменить. В какой уж раз!То на пути его измажетИз лужи выскочивший хряк,То сквозь силки сплошные пряжиПройти не может он никак,То под одёжою на телеОса наделает хлопот,То у ворот, у самой цели,Дорогу кошка перейдет.На этот раз – того страшнее:Уже шагнул он на крыльцо,Как кошка прыг ему на шеюИ когти длинные – в лицо.Схватил он кошку ту, однако(С трудом, но всё же удалось),И обрубил в сердцах две лапы —Такая в нем взыграла злость.Рубить же оказалось слишком:Он поутру увидел вдруг —Мать две завернутых култышкиК груди прижала вместо рук.Теперь представлю – сердце стынет.Такие были вот дела!Но только так случилось сынуУзнать, мать ведьмою была.

Глава третья

Годы и судьбы

Что человек делает,

таков он и есть.

Гегель

I

Прошли года. Иные ветрыПрошелестели там и тут,И стал уже считаться ЦентромРайон, что прежде звался Кут.Названьям прежним: Кут, Жабинка —Пришлось за греблями осесть,И лишь случайно, по старинке,Их вспоминали в центре, здесь,Где стал селиться непрестанноКакой-то новый, пришлый люд.– Кисель они так льют в стаканы.– Обед, хоть плох, из двух-трех блюд.– У них и хлеб, и батько – папа,“Ты” – даже матери своей.Есть ничего, а есть растяпы.– Борща не знают, просят щей.– Зато для каждого посуда,Свий рушнычок, своя кровать.– Есть щёточкы, шоб чистыть зубы.– И порошок, шоб подбелять.– Им главное – рубли, червонци.– Купить, продать они ловки.– Нэ то – жулье, нэ то – торговци?– И то, и то – гордовыкы!– Есть на людей едва похожи,Зимой – сандали на ноге.– Голь несусветная, а тожеПо-городскому всё, на “ге”.– Нельзя одной всех меркой мерять.– Так писня ж у дитэй одна:“Папа, мама, что мы будем делать,Как настанут холода?..”Ютилися, кто в кухне старой,Кто угол сняв, кто дом купив,Но все – поблизости к базару.“Базарци” кличка стала им.Кто шёл в их клан от голодухи,А кто и, правда, неспроста…Но множились они, как мухи,Обсев торговые места.Казаки, в общем, благосклонноК пришельцам всяким относясь,С базарцами определенноВступать не собирались в связь.Но у любви свои – то цели,А где любовь, там нету зла,И на гулянках, в общем, пели,Что правда жизни родила:Во саду ли, в огородеВыросла морковка.Козак девицу целует,Думает торговка.Пришельцы открывали лавки,Торговлю повели с лотков,Но больше было тех, кто в давкеКупил-нашел и был таков.Часть их сместилась к церкви Новой,Найдя там дело и приют.Но все тянулися к Ростову,Верша челночный свой маршрут.Такие есть и в наше время —Уж так прилипчив тех пример,Кто смычку города с деревнейВели на собственный манер.В станице ж – было так в началеИ много лет спустя потом —“Челночников” не привечали:живут неправедным трудом.А если куры исчезали,Кто на бахчу ли, в сад проник,Иных виновников не знали:– Якыйсь базарэць, гордовык!Людьми никчемными, вне сорта,Считали их, на что в ответТе утверждали смело, гордоНелестный свой авторитет.И по причине той бесспорнойВ их прозвище как раз проникНамек скорее не на город,А на их гордость – “гордовик”Нашлись средь них и заводилыПо части новых драк и ссор,От коих даже поостылиТе, что велись тут с давних пор.Хоть маленькая, но препонаДля старого большого злаБыла теперь “базарцев” зона,Что как бы буфером леглаМежду Жабинкою и Кутом.Но раз уж буфер, в час инойБазарцам приходилось круто:Удар был, так сказать, двойной.

Конец ознакомительного фрагмента.