Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца
Шрифт:
Николай наскоро ощупал патронташи, лишь в одном из них оставалось два патрона. Странно, но нападавшие не взяли ни одной «кулибинки» — винтовки валялись рядом с телами.
— Они хорошо знают, государь, что наших патронов к ним не найти да и не сделать!
Граф Резанов уже полностью пришел в себя и снова был энергичен и деятелен. Однако, взглянув в его не только постаревшие, но и помертвевшие глаза, Николай понял, что друг сейчас движим одной мыслью и желанием — жить только для того, чтобы отомстить.
Но сам Николай не чувствовал в душе такой ярости,
— И тебя, Матрена, убили…
Николай присел на корточки, и, надавив пальцами, смежил теплые еще веки. Затем, тяжело вздохнув, набросил обгоревшую, всю в дырках попону на изувеченное огнем тело.
Старую казачку он уважал за ту искреннюю любовь, которую она, бездетная, дарила Маше с первых дней ее жизни. И вспомнил, как Матрена постоянно называла ее «доченькой», даже когда та стала царицей Сибирской.
Но стоило Маше родить первенца, как старая казачка принялась называть ее уже «матушкой», а маленького царевича пестовать с такой любовью и нежностью, что и родным детям вряд ли перепадает.
И тут боль так резанула сердце, что Николай Петрович застонал, опустившись на землю, чувствуя, как внутри бешеное пламя воспылавшей с новой силой ярости пожирает прежде каменный лед в душе. И прошептал, обретя главную цель своей жизни:
— Я отомщу…
Копенгаген
— Совсем распоясалась «владычица морей»! Как на смотре, даже флагами разукрасились — победу празднуют!
Капитан второго ранга Алексей Самуилович Грейг, улыбаясь, смотрел на стройную линию британских кораблей, выстроившихся на рейде Копенгагена.
Вот только улыбка русского офицера не сулила британцам ничего доброго. Судя по безмятежности, британцы вряд ли предполагали, что их ждут незабываемые впечатления от встречи с тремя русскими броненосцами.
За флагманским «Медведем», шедшим под брейд-вымпелом самого Грейга, натужно работая машинами, следовали «Шатун» и «Гризли», за которыми пристроились две канонерские лодки.
«Косолапые» пришлись к сердцу молодого моряка — вдвое больше по водоизмещению, чем его прежние «кабаны», они и «одеты» в более надежные панцири из самой лучшей шведской стали.
Паровые машины утроенной мощности двигали броненосцы с приличной скоростью в восемь узлов, что делало их страшным противником для любого парусного корабля.
Убежать от них смогли бы лишь самые быстроходные из вражеских кораблей, и то при попутном свежем ветре. Вот только мореходность у «медведей» была отвратительной — при том же свежем ветре в море лучше было не соваться, дабы не пойти колуном на дно.
Хотя все на свете относительно, в сравнении с теми же черноморскими «кабанами» балтийских «косолапых» можно было считать невероятно плавучими «ходоками».
— Поднять сигнал! Рвем вражескую линию надвое! Канонеркам атаковать арьергард неприятеля, уйти на мелководье и держать дистанцию. Броненосцам разорвать корде-баталию и авангард! Машины — на полный ход, принять два румба вправо!
Отдав распоряжение сигнальщику, что сразу завозился у ящика, выбирая нужные флаги, Грейг спустился по трапу из боевой рубки в каземат. Тут громко стучали машины, у заряженных 68-фунтовых пушек застыли канониры. Люк погреба заранее открыт, все было готово для быстрой перезарядки орудий.
Грейг чисто по-русски, забыв про манеры и происхождение, почесал затылок. Нет, диспозиция выбрана правильно. Хорошо защищенным броненосцам, борта и казематы которых прикрыты пятидюймовыми плитами, ядра британцев не страшны, а потому можно подходить на пистолетный выстрел — бомбические пушки сокрушат любой деревянный корабль за два-три полных шестиорудийных залпа.
А вот канонерским лодкам, если те попадут под обстрел, придется туго — броня ведь отсутствует. Зато пушки, пусть пара, но такие же мощные и дальнобойные, как на «медведях», смогут поражать неприятеля с дистанций, для того не достижимых. Так что мелководье для них есть лучшая защита, англичане приблизиться к ним не смогут ни при каком случае…
— Братцы!
Громко заорал, надрывая горло, молодой капитан, стараясь перекричать грохот машин. Этого момента он уже яростно ожидал два дня, с того часа, как в Киль, где стоял его отряд, вошел избитый датский бриг, вырвавшийся из западни и прорвавшийся через линию английских фрегатов.
— Позавчера британцы, вероломно напав, потопили наши корабли! Мы пришли сюда не только сражаться, мы несем справедливое возмездие нашему извечному недоброжелателю и супротивнику! С нами Бог, Царь и русский народ! Ура!
— Ур-ра-а!!!
Крик командира был подхвачен матросами, лица которых излучали решительность и отрешенность — ту самую, значимую для любого командира, с которой любые русские люди идут на бой, сражаясь уже не на жизнь, а на смерть!
Петергоф
— Скажите, господин посол, в настоящий момент королевство, которое вы представляете, воюет против моей державы?
Петр пристально посмотрел на посла, но Уинтворт выдержал взгляд и произнес безмятежно, хотя и осторожно:
— Мне неизвестно о том, ваше императорское величество! Но я не получал из Лондона депеш, в которых было бы объявление войны. Хотя, вне всякого сомнения, политика вашей страны вызывает в Лондоне настороженность и обеспокоенность, особенно в сближении с нашим извечным врагом Францией. Да, ваше императорское величество, французские революционеры опасны и для вас, и потому нашему королю Георгу, да хранит его Господь, испытывающему к вам, государь, самые теплые чувства, кажется противоестественным союз с якобинцами, которые посягнули на жизнь монарха, казнив помазанника на чудовищном изобретении доктора Гильотена. У них нет чести и совести, и все монархи Европы должны бороться с этим чудовищем, что грозит крушением основ всего мира.