Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
А удача – награда за смелость.
А песни… довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
Я покосился на Алика – он сидел, подперев рукой щеку, и, судя по отсутствующему выражению лица, был далеко. Гдето там… Дома… И неунывающему Казачине тоже взгрустнулось – сидит, уткнув взгляд в пол.
«Да, зря я, наверное, этот концерт затеял? Вот песню допою – и баста!»
Ты поверь, что здесь издалека
Многое
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды.
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы.
Я заметил, что к остальным слушателям присоединились и наши командиры. Бродяга тихо стоит, глядя в окно и повернувшись ко всем спиной. Невежливо, но пусть его… А вот Фермер молча показал мне большой палец.
И забыть по прежнему нельзя
Все, что мы когда то не допели,
Милые усталые глаза,
Синие московские метели.
Снова между нами города,
Жизнь нас разлучает, как и прежде,
В небе незнакомая звезда
Светит, словно памятник надежде.
С последним аккордом изза одного из столов высунулся Зельц, которого я почитай сегодня и не видел, и, восторженно улыбаясь, спросил:
– Это что, песня осназовцев, товарищ старший лейтенант?
За спиной у него хрюкнул в кулак ШураРаз. Надо полагать – пытался сдержать смех, хотя с этой точки зрения текст вполне соответствовал. Странно, что «у нас» никому в голову эта идея не приходила.
– Можно сказать и так… – попытался выкрутиться я.
– А я вот помню, к нам в Ленинград в тридцать шестом году один испанец приезжал, – продолжил свою наивную атаку Дымов, – так же здорово играл, как вы!
«Интересно, что это за испанец?» – напряг я извилины, а вслух спросил:
– А как этого человека звали?
– Андре… Андреас Сегония вроде…
– Сеговия? «Ну, точно! Он же в Союз до войны несколько раз приезжал!» – вспомнил я биографию величайшего исполнителя и теоретика гитары.
– Точно, он! Сеговия! Меня мама на концерт водила! – восторженно воскликнул Дымов.
Тут настал мой черед засмеяться в голос. Лестно, конечно, когда тебя сравнивают с Сеговией, но боюсь, он сыграет лучше меня, даже если ему оставить по одному пальцу на каждой руке! – что я и озвучил, объясняя свое веселье.
– Посмеялись, и будя! – вступил в разговор командир. – И вообще,
– Товарищ майор, еще одну песню! Да! Пожалуйста! – нестройный, но дружный хор слушателей меня немало удивил.
– Ну, что Антон? Давай, раз народ жаждет! Только не очень грустную…
Я оглядел собравшихся, хулигански присвистнул, размашисто «врезал» по струнам и начал новую – песню:
Я вышел ростом и лицом –
Спасибо матери с отцом,
С людьми в ладу – не понукал,
не помыкал,
Спины не гнул – прямым ходил,
Я в ус не дул и жил как жил,
И голове своей руками помогал…
Некоторые слушатели даже начали притоптывать в такт. Но вот начался второй куплет:
Но был донос и был навет –
Кругом пятьсот и наших нет,
Был кабинет с табличкой «Время уважай»,
Там прямо без соли едят,
Там штемпель ставят наугад,
Кладут в конверт – и посылают за Можай.
На многих лицах появилось недоуменное выражение, особенно приятно было смотреть на Славу Трошина!
Потом – зачет, потом – домой
С тремя годами за спиной,
Висят года на мне – ни бросить, ни продать.
Но на начальника попал,
Который бойко вербовал,
И за Урал машины стал перегонять.
Пришлось немного скостить срок, чтобы уложиться во временные рамки, но, думаю, Владимир Семенович на меня бы не обиделся:
Дорога, а в дороге – «МАЗ»,
Который по уши увяз,
В кабине – тьма, напарник третий
час молчит,
Хоть бы кричал, аж зло берет
Назад пятьсот, пятьсот вперед,
А он – зубами «Танец с саблями» стучит!
«Черт! Какой, к едрене фене, «МАЗ»? И завода такого еще нет! Да и Хачатурян свой балет только через год напишет!» – но отступать уже поздно, и в следующих строфах я заменил «МАЗ» «ЗиСом».
…Конец простой: пришел тягач,
И там был трос, и там был врач,
И «ЗиС» попал, куда положено ему,