Переиграть войну! В «котле» времени.
Шрифт:
– А что тут думать. Метров на пятьдесят влево, под насыпью водопропускная труба есть, я проверял.
– Алик, слушай внимательно! Мы оставим тебя здесь. Наблюдаешь за окрестностями! Внимательно! Десять счетов смотришь вправо, затем медленно оглядываешь противоположную сторону… И опушку того леса и поле…Затем - десять счетов левую сторону. Затем в обратную сторону. Перерыв - тридцать счетов. Во время него слушаешь и смотришь просто глазами. Просто скользи взглядом по миру. Понял?
– Да, а зачем так сложно?
– Тщательность, но без рутины. К тому же, у твоего бинокля поле зрения узковато. Распухший «театральник».
Перебравшись по дренажной трубе (Ох, где же вы роскошные бетонные трубы современности?) на противоположную сторону, мы двинулись по влажной ложбине в сторону «газика». Где на четвереньках, а где - просто пригнувшись, мы довольно споро преодолели триста метров. Остановившись метрах в двадцати от машины, внимательно осмотрели ближнюю к нам опушку. Затем броском добежали до полуторки.
С водителем все было ясно - два входных отверстия в левом боку. Пока Люк, присев на колено, смотрел по сторонам, я заглянул в кабину. Есть! Вот он мой сладкий. Короткий мосинский карабин висел в зажиме на стенке кабины. Аккуратно отцепив водителя от руля, я опустил тело на землю. Забравшись в кабину, выдернул карабин из крепления и приоткрыл затвор. Ура! Протянул карабин Люку:
– У водилы подсумки на поясе. И нагрудный карман проверь. Документы, то се. (Если читателя смущает то, что я не испугался трупа, отвечу. В ранней юности собирался я поступать в мед. Хирургом, понимаиишь, стать хотел. Отчего и медучилище закончил, и в больнице поработать успел. Санитаром, а потом и операционным. Да и пять лет в криминальных новостях - ко многому приучают.) Тут мой взгляд зацепился за командирскую сумку, сиротливо валявшуюся на полу со стороны пассажира. Трофей, однако. Подняв сумку, надел ее через плечо.
– Люк, давай кузов проверим!
И, нажав тангенту:
– Тотен, Арт в канале. У нас - все путем. Бди. Как понял?
– Тотен в канале, у меня - тихо. Отбой.
(Ох, сколько мы в свое время бились в команде, нарабатывая процедуру радиообмена. Однако ж «не плохо для лоха» выходит!)
Кузов был завален какими-то тюками и папками. Перевалившись через борт, я, перерезав связывающую папки бечевку, наугад открыл одну из них. «Опаньки! Дело! Уголовное!» Пересмотрев еще пару папок, вывесился за борт:
– Люк, эта машина - райотдела милиции.
– И что?
– Здесь сейф есть, - упомянул я еще одну находку, - и пишущая машинка!
– А она та нам на кой?
– Ну, она нам, может быть, и не к чему, а вот в сейфе бланки документов должны быть. Паспорта, справки всякие…
В этот момент из кустов раздалось: «Стой! Руки вверх!»
Поскольку я лежал грудью на борту, мне ничего не оставалось, как, придерживаясь за борт, кувыркнуться вперед, надеясь, что мой копчик переживет встречу с родной землей. Приземлился удачно - первыми земли коснулись ноги. Распластавшись на пыльной траве, я торопливо откатился под машину. Люка нигде не было видно, а в кустах я мельком заметил грязно-белое пятно. Точно мент - белая летняя гимнастерка и синие бриджи. У гбэшников и штаны белые должны быть. Повернувшись на левый бок, я вытянул из нагрудных ножен любимый «сог», затем, сам не понимая зачем - парабеллум Бродяги.
– Я сказал: «Руки вверх»! И выходи по одному!
– еще немного, и голос говорившего «даст петуха»!
Наушник зашептал голосом Люка:
– Тоша, вылезай. Я его сделаю. А то мы здесь отсвечиваем как чирей на жопе.
Ох, как мне не хотелось вылезать, боже ж ты мой. Засунув люгер сзади за ремень (а вот сам не знаю, зачем?), я, каркнув «погоди, не стреляй», полез из-под машины.
Он вышел из кустов. Ну, точно, дурачок! Он что же думал я здесь один? В ухе послышалось: «Я его взял». Глядя на оторопевшего сержанта ГБ, я подумал: «Да уж, он удивился больше, чем я». Несколько секунд мы стояли, замерев, и разглядывая друг друга. Молоденький сержант с лейтенантскими «кубарями» на грязной, кое-где порванной белой форме и ваш покорный слуга, в образе диверсанта конца века - удобный «бундесовый» комок в мелкие зелено-серо-красные пятнышки (его прообраз будет создан только в сорок третьем), разгрузочный жилет со множеством подсумков (на заказ, под себя шил!) с привязанными «лохматушками», небритая рожа в разводах угля, на голову поверх «флековой» банданы накинут шарф-сетка, ниспадающий на плечи, на бедре пустая «тактическая» кобура. Картина «Встреча двух эпох»!
Что-то пауза затянулась… Похоже, сержант не рассмотрел, кто же это в подведомственном имуществе копается. Думал уголовники или дезертиры какие.
«А может прессануть его?» - мелькнула мысль. «Как там, в «веселые девяностые» говорили? «на базаре съехать»". Тем более что Люк прикрывает.
Вспомнив подвиги товарища Лисова, но, не забывая, что наган в руке у сержанта - настоящий, я собрался с духом и командным голосом гаркнул:
– Сержант! Ко мне!
Тот торопливо сделал два шага ко мне. Я решил развить успех:
– Старший лейтенант госбезопасности Садовский! Спецгруппа Особого отдела! Ваши документы!
– а в голове пульсировало: «О боже! Что за херь я несу!»
Сержант в замешательстве слегка опустил ствол нагана. Потом, видимо сомневаясь, посмотрел на меня, и, запинаясь, произнес:
– Сержант госбезопасности Дымов. Ваши документы!
– но прозвучало это совсем не убедительно, а наоборот - испугано.
Левой рукой демонстративно потянувшись к нагрудному карману (там, и в правду, я ношу паспорт, удостоверение и права), я качнулся влево, и, взяв на контроль наган правой, завернулся гэбешнику за спину. Подбив коленей, левой захват за шею - и наган у меня в руке, а сержант повис на ослабевших ногах, удерживаемый от падения моими пальцами на кадыке и стволом нагана у своего правого глаза.
– Старший лейтенант Серов, - позвал я Люка, - доложите обстановку!
– Все путем, он один.
– Донеслось откуда-то из травы.
– Ну что, сержант, поговорим?
Ответ сержанта получился несколько неуверенный:
– Д-да.
Хотя, не знаю, как бы я отвечал с дулом нагана у виска.
– Давай, садись у заднего борта. На колени! Ноги скрести сзади… Так, а теперь задницей на них садись!
По лицу этого сопляка было видно, что он ничего не понимает.
– Ну что ж, начнем, помолясь - услышав последнее слово, сержант вздрогнул.
– Сидеть!
– зарычал я на него.
– Откуда же ты, глупый, улепетывал с бумажками своими?
Лицо его закаменело, и он ожег меня взглядом:
– Ничего не скажу тебе, гадина фашистская!
– Сержант, ты не понял? Мы - свои! А уж за меры предосторожности я у тебя прощения потом попрошу. Якши?
– Что?
– переспросил он
– Это - «хорошо» по-татарски. Но мы отвлеклись… Так откуда и куда вы следовали, товарищ сержант?