Ранний успех Коло-драматурга связан с творчеством режиссёра Мохнушко. Из воспоминаний шляхтича-авангардиста: «Мне так и не удалось поставить пьесу Андре Коло «ЗА ГРАНЬЮ». Дело там происходит в Ямало-Ненецком округе. Старуха Фёкла со товарищи на партсобрании. На стене висит помповое ружьё. ПОМПОВОЕ РУЖЬЁ (стреляет). СТАРУХА ФЁКЛА: Пиндык! (товарища уносят). ПОМПОВОЕ РУЖЬЁ (висит на стене, стреляет). СТАРУХА ФЁКЛА: Пиндык! (ещё одного товарища уносят)… Постановка тогда сорвалась из-за полной невозможности найти в Ямало-Ненецком округе помповое ружьё…
…Зато прогремела моя постановка его пьесы «ВСТРЕЧИ В ПОЛЬШЕ». Вот её суть.
Действующие лица:
МАРКИЗ САН-КЮЛОТ, якобы француз.
АЛИ ГОФРЕН, арабский турок.
СКОТ (пасётся).
ДЕВСТВЕННИЦА
ЛИСТВЕННИЦА
ЧЕРНИЛЬНИЦА
ПОСОЛЬСКИЕ АТТАШИ. Болотистая местность в Польше. Пасётся Скот. Убедившись, что Девственница, Лиственница и Чернильница одно и то же лицо, Сан-Кюлот только якобы француз, а Али Гофрен и вовсе мечеть в Арабской Турции, Скот тихо линяет. Пьеса с успехом шла в болотистых районах Польши».
Любопытны воспоминания А.В.Луначарского: «…Встретил Андре Коло у Оси
Брика. Коло весь вечер молчал, потом произнёс: «Гость упал, вилка придёт». Весь в творческом процессе. Пишет роман «Юность микроба» (не дошедший до нас даже в огрызках – прим. ред.) Обозвал меня профессором кислых щей…»
Ключом к пониманию того, почему Коло всё же гораздо больше не написал, чем написал, для нас, коловедов, всегда будут его слова, сказанные им следователю Лубянки. Несгибаемый ленинец Коло бросил тогда (запротоколировано): «Всегда помни, сучара, что своей жизнедеятельностью ты приближаешь тепловую смерть Вселенной».
Своему же собаке дизелю Тугрику, впрочем, он всегда внушал совсем другое (не запротоколировано): «Помни, собака, что счастье – неизбежно!»
Мыкола Сатрапов, кандидат.
Стихи
Первая тетрадь
В поэтах
Кричат: пиши высоким штилем!Учись гекзаметры слагать!Кому нужны стихи такие,Что глаз корёжит их читать?Я был бы тут же ЛомоносовИль, на худой конец, Езоп,Когда б не рос среди барбосовИ кровососов, мать их так.Я так же часть родной культуры,Как с килькой кружка политуры.А хочешь Пушкина читать —Иди в читальню, вашу мать.Ха! Друг ваш Пушкин эфиопомПугал всех дам чернявой попой.А дамы все: хи-хи да хи,И ну читать его стихи!Ваш Грибоедов за обедомВел с рюмкой умные беседы,Потом вдруг в Персию полез,И Грибоедова мы без.А ваш Михайла ЛомоносовВсе той же был страны барбосом.А кто такой ваш был Езоп —Вам не скажу, не знали чтоб.А я чем хуже, чем я хуже?Скажи-ка мне, читатель-друже!Ты думал, мне не по плечу?Сейчас такое наверчу!
Переделкино, 1932.
Я время пою
Я время пою, и стихами и без,Когда в апрелесемнадцатого годаИльичбез лестницы на броневик залезИ такуюлампочкупоказал народам!
Переделкино, 1932
Забавы древних
Где Афины и Микены,Средь маслин и ишаков,Фигов, тогов и боговПифаген жил офигенный,Автор собственных штанов.А в вина огромной бочке,Закатив ее во двор,Коротал хмельные ночкиПьянь-философ Диогор.В том же греческом селеньиПрямо в тоге на поленьяхАрхимед их похожденьяС восхищеньем наблюдал.Во мгновенья вдохновенийОн творил изобретений,И, в порядке развлечений,Солнцем жарких отраженийМоря корабли сжигал.И считал, схватив за ворот,Погрузив его до дна,Сколько туша ДиогораМожет вытеснить вина.
Переделкино, 1932
Песнь травы
Не просеян, не пропахан,Бороной недолбан был,Непочата луга запахМне ноздрюки щекотил.Лишь некормленый японецЖаждет гречневой лапши.Новой жизни комсомолецИщет в травах анаши.Друг мой пламенный по веку!Среди трав не колготись,Как пристойно человекуСредь чуланов изб плодись.В торф сади пырея семя,Над медведкой не глумиИ червей лихое племяПшённым зернием корми,Без нужды не кувыркайсяПо заросшей бороздеИ с жуком во вред не лайсяОкружающей среде,Чтоб была нам счастья доля,Чтоб звенел букашек звон,Чтоб травы большое полеПахло в нас со всех сторон.
Переделкино, 1932
Не повезло
Адмирал да Гама ВаськаПоднимают паруса.С ними Кок да Квартирмейстер,Да испанка Инфлюэнца,Да другие матроса.Подняли Бизань да Стаксель,Да задумали поплыть.Вдруг заметил славный Васька:Руль забыли привинтить!Заорал тут Кок да Боцман,Поднялся девятый вал…Не случись бы эта глупость,Васька б в Индию попал.
Переделкино, 1932
Нострадамус
Нострадамус-безумец в яду химикатовСлышит бедствий грядущих глухие раскаты,Сколопендр мозжечок, змей вонючий помётИ мышиные крылья жуёт,Откровенья над тигелем ртути толкует,На бледячих конях зверя знаки рисуетИ, в парах мышьяка и смурной ворожбы,Предрекает нам ужас судьбы.А очнувшись, в шлафроке немецком на телеCо свечёю бредет до пуховой постелиИ, как бюргер почтенный, в ночном колпакеНа полночном мечтает горшке.Утром зад экономки довольной щекочет,Над вчерашним уловом пророчеств хохочетИ купить сулемы и мышиный помётК бакалейщику мальчика шлёт.
Переделкино, 1932
На страже Родины
Карацюпа, Карацюпа,Не моргай бельмами глупо.Вдоль границ по восемь в рядНарушители стоят.
Переделкино, 1932
Торжество мудрости
По-над пропастью над горной,Где шумит Кура-река,Самолёт одномоторныйПляшет в небе гопака.То крылом воды касаясь,То взмывая в небеса,Издеваясь, кувыркаясь,Как зудячая оса.Шоферит машиной этойДосаафовский Петро,Весь поддатый, разогретыйПравит вольно и шустро.Лишь вчера его родительСтарым валенком порол,А теперь он истребитель,Сил небесных победительИ вобще почти орёл.Славься, славься, истребитель!В неба грозной высотеКраснозвёздый гордый кительТы несёшь навстречь звезде,Чтоб Луны светилось гало,Чтоб гусей увял косяк,Чтоб ничто бы не мычало,Чтоб не вякал гадский враг.Вдруг из папиной из саклиВышел дедушка Сандро,На усах кинза, как пакля,А в руке вина ведро,Шапкой вытер лоб свой потныйИ к ружью щекой приник…Поделом тебе, залётный,Не дыми, как мой шашлык.Вновь кругом лишь горы белы,Да воды бегущей прыть…Не людское это делоНебо носом бороздить!
Переделкино, 1932
Тимирязев и грибы
В годины мрачныя печали,Среди напастией судьбыТопча родных просторов дали,Бредут народы по грибы.Сам Ломоносов просвещенныйЛюбил закусывать грибом.А был пока непросвещенный,Так тож закусывал грибом.Грибы! Как много в этом слове!Ну как же. Был уж наготовеГрибной хулитель и нахалНебезызвестный Тимирязев.Явив их нам подобьем грязи,Сей принаучный коновалГрибы вдруг плесенью назвал.Вотще развязный академикУнизил гордые грибы.В бреду открытий и полемикНе избежишь своей судьбы.Тогда как плесень благородныйЛеса российские красит,Его хулитель принародныйВ саду как памятник стоит.И нет покоя истукану.Бродячий пёс у ног его,Его тревожит утром раноПрохожий смерд битьём стакана,И голубь серит на него.