Переизбранное (сборник)

Колотушкин Андриян

Переделкино, 1933

Дежавю

Люблю грозу в начале мая,Когда весенний первый гром.Всё это, я припоминаю,Уже писал один. Замнём.

Переделкино, весна 1933

Сказка о царской женитьбе

В кочерыжном государстве на краю Руси-землиТри наследника на царство пожениться не могли.Чтоб с женой определиться, папа лук им в руки далИ велел на всех жениться, кто б в кого вдруг ни попал.Первый долго приценялся и влепил в боярску дочь,Но срубить перестарался ей парчовы лапти прочь,И тогда хирург военный, незабвенный Пирогов,До культи большой колена ей отрезал всех ногов.Со повторной со попытки он в боярина попал,Испугался этой пытки и к татарам убежал.Средний брат стрелу направил в лебедь белую красу.Эту

лебедь им подали в медном к ужину тазу.Ну, а младший о подружке уж особо не страдалИ болотистой лягушке в зад увесистый попал.Тут лягушка встрепенулась и царевной обернулась,И така была краса, что смеялись порося.Но всю жизнь она стояла и садиться не могла:Ведь в заду ее торчала мужа меткая стрела!

Переделкино, 1933

Приключение

Гляжу в окно из табуретки.Зима уж скоро, а покаТорчат по небу голы ветки,Бегут картинны облака,Здоровьем светится река,И виснет камбала в томатеНа красной роже рыбака,Пирующего на закате.Дрозды рябину, деловиты,За красну ягоду дрочат,И даровитые пиитыСтихи в Пределкине строчат.

* * *

Выйду за околицу.Ой ты, ридна мати!Стих писать неможется.Пойду, лягу спати!

* * *

Однажды утром на рассветеПоспать желанием влеком,Чтоб не дразнили гадски дети,Я переулком шёл тайком.Я ночью крепко потрудилсяНад тайной вечною стиха.Теперь к подушке торопилсяДо перва зова петуха.И я почти уже добрался,Бренчая связками ключа,Когда мне Голос вдруг раздался,Проклятья жуткие урча.Журчал тот Голос из растеньев,Что у соседа во двору.Отхожье место из бревеньевСтояло там во ту пору.Поперву я лишь рот разинул,Потом залез в кусты ракит,Отхожу будку опрокинул,А там сидит сосед-пиит!Потешно видеть, как без будкиСидит сосед мой на дыреИ сыплет шутки-прибауткиНа смех весёлой детворе!

Переделкино, 1933, весна

Судьба поэта

Кабы был бы я лягушкой, в тине бы скакал,На болоте под гнилушкой квакал и икал.Кабы был бы я совою,По лесу б летал,Из кустов ночной пороюБаб-детей пугал,Гукал, хохотал.Не дано мне под корягойКвакать и бурчать,Над зловещим над оврагомПо небу летать,Глазьями сверкать.Тяжела судьба поэта —Виршами страдатьИ за все про все за этоСуд толпы глотать.Но могу еще ночамиЯ в кустах икать,Громкозвучными стихамиБаб-детей пугать.

Переделкино, 1933, весна

Поэт и толпа

Как, подчиниться решениям черни?Вольною волею дышит Поэт.Шиш вам платить ни налог непомерный,Ни за сортир, ни за газ, ни за свет.

Ругаясь с управдомом, 1933

Козлам России

Зачем же мне среди живётсяПоэтов, выжиг и рвачов?Ну погоди, ещё найдётсяНа вас Емелька Пугачов.Один поутру водку гложет,Да топчет баб, да сам косой,Другой ползёт с опухшей рожейС ранья в сельпо за колбасой.Один трибун, как Лёвка Троцкий,Всё шашкой машет и рычит,Другой сидит за партой с соскойИ вирши детские строчит…Один лишь я, как в детстве Пушкин,Талантлив, смел и даровит.Пиит от пятки до макушки,Я всех пиитов вас пиит!Меня не схватишь руком голым,Безбрежен мощь мово стиха!Вощще, чем жечь сердца глаголом,Пущщу вам красна петуха.

Матросская Тишина, 1933

Снигиревая тетрадь

Крокодил могутный

В Нил-реке, где воды мутны,Где араб лица не мыл,По фамилии МогутныйЖил могутный крокодил.Не читал он с умной рожейДетских книг, надев очки,Весь небрит и неухоженВ мутных водах Нил-рекиНа ребрах стальной доскиНе стирал свои носки.То яйцо в песок отложит,То, как зверь, корову сгложет,То завоет от тоски.Триста лет он так томился,Сорок метров стал в длину,Чуть в Нилу не утопился,Да устал ходить ко дну.Вдруг на парусной на шхунеПриплывает бандитня.На ногах арабски чуни,Из ноздрей кольца латуни,А в карманах кистеня.Капитан на этой шхуне —Джон Латунное Кольцо.Словно рыло крокодилаКапитаново лицо.А гарпунщик при гарпуне —Гарпунёр еврей Гарпунер!Закричали злые урки,Пушки-шашки теребя:Выходи, речная чурка,Покажи свою мензурку,Ухайдакаем тебя!Мы сейчас тебе в форсункуВлепим с бомбою гарпунку,Перерубим в отрубяИ своим дурным ханумкамКрокодиловые сумкиБудем делать из тебя.Только не на тех напали.Отзовя свои печали,Так послал Могутный всех:Крокодилов хрен видали?И сосите пальм орех.И теперь, покинув тину,В мутной глыби нильских водАсуанскую плотинуВ основание грызет.Труд его тяжёл и долог,Потому что под водойЗуб не вставишь золотой,Потому что стоматологНе родится под водой.

Снигири, 1934

На вокзале

Как на Киевском вокзалеУбегло три мужика:Один поп, другой татарин,Двое третьих дурака.А зачем они сбежали —То на Киевском вокзалеЗнать не знает ни начальник,Ни штрафной избы кандальник,Ни помощник, ни диспетчер,Ни Иван Иваныч Глетчер,Ни собака, ни штаныКраснофлотской ширины,Ни кондуктор, ни маляр,Ни чумазый кочегар,Ни Петров перронный мусор,Ни хозяин лавки Глускер,Ни уборщик, ни перрон,Ни отцепленный вагон,Так что зря они сбежали.

Снигири, 1934

Утрата (опыт любовной лирики)

По каприза глупому зовуТы ушла от меня к Иванову.

* * *

Невосплаканный, невоспетый,Я стою на снегуИ галоши, на тапки надетые,Ото льда отодрать не могу.И стою в снегу, неоплаканный,Среди стылых берез,Весь летучей вороной обкаканный,Как паршивый негуляный пес.

* * *

Воротись, воротись, воротись!Я куплю тебе коврик, где котикМажет лапкой свой в усиках ротик,В незабудках сусальных сервиз.А не бросишь свой глупый каприз,Я вобью тебе, котик мой, дротикВ твой улыбчивый розовый ротик,Раздеру твой резиновый ботик.Воротись, воротись, воротись!

* * *

Смеркалось. Чавкали ботинкиПо тракту юдоли моей.Несу в корзинке четвертинки,В жестянке красные икринки,Варенье ягоды малинкиНазло тебе, душе моей,Чтоб сердцу было веселей!

* * *

Ты пришла ко мне снова,Говоришь, не люблю Иванова.Ну и чего такова?А у меня поллитроваИ пиджак от Фильки-портнова.Так что, подобру-поздорову,Дуй к своему Иванову снова.

Снигири, 1934

Цезарь и Клеопатра

Жили-были три девицы —Вени, Види, Вици.Раз в триклинии сиделиИ паштет из жабы ели.Говорит одна девица:Кабы я была царица,Я бы с Юлькой ЦезарёмУправлялась помелом.Говорит друга девица:Кабы я была царица,У балбеса ЦезаряРосли б роги почём зря.Третья молвила девица:Кабы я была царица,Я б для Юльки ЦезаряРодила нетопыря.Встряла тут еще царица:Кабы я была девица…И такого наплела,Что зарделась и ушла.Тут наш Цезарь помутился,Комаром оборотилсяИ за тридевядь земельКлеопатре влез в постель.Говорит: послушай, мать!Будем жить-поживатьИ добра наживать.А она его папирусом:Хвать!