Перекрестки сумерек
Шрифт:
– У них недостаточно кораблей, – пробормотал он. В Танчико у Шончан осталось даже больше судов, чем пришло сюда, но здесь их потери выглядели достаточно существенными.
– Недостаточно для чего? – спросил Ноэл. – Я никогда не видел столько кораблей в одном месте. – Это заявление в его устах значило немало. Послушать Ноэла, так он видел все, причем, как правило, то, что он видел, было больше и величественнее, нежели то, что находилось у него под носом. У них дома сказали бы, что на кошеле, где он держит правду, тугие тесемки.
Мэт покачал головой.
– У них осталось недостаточно кораблей, чтобы переправить всех обратно домой.
– Мы не собираемся отправляться домой, – раздался
Он, правда, не подпрыгнул при звуке тягучего, глотающего окончания слов голоса с шончанским акцентом, но был близок к тому, пока не узнал говорившую.
Эгинин смотрела сердито, ее глаза напоминали голубые кинжалы, но это относилось не к нему. По крайней мере он так решил. Девушка была высокой и стройной, кожа ее сурового лица была бледной, несмотря на то что она всю жизнь провела в море. Ее зеленое платье было почти таким же ярким, как у Лудильщиков; а высокий ворот и рукава были вышиты множеством мелких желтых и белых цветочков. Пестрый платок, туго завязанный под подбородком, удерживал копну длинных черных волос, волнами спадающих ей на плечи и до самого пояса. Она ненавидела этот платок и это платье, которое к тому же было ей не по размеру, но ее руки то и дело проверяли, не сбился ли парик. Это волновало ее даже больше, чем одежда, если только слово «волновало» подходит для того, чтобы передать степень ее озабоченности.
Эгинин лишь вздохнула при известии, что должна остричь свои длинные ногти, но когда он сказал, что собирается побрить ее наголо, с ней случился настоящий припадок: лицо побагровело и глаза выпучились. Ее прежняя стрижка – волосы, выбритые над ушами, оставляющие «шапочку» на макушке и широкий хвост до плеч, – кричала о том, что она принадлежала к шончанской знати, правда мелкой. Даже тот, кто никогда в глаза не видывал Шончан, запомнил бы ее с первого взгляда. Она с большой неохотой согласилась, но до тех пор пока не смогла прикрыть свой голый череп, находилась в состоянии, близком к истерике. Впрочем, совсем не из-за того, из-за чего начала бы сходить с ума любая нормальная женщина. Дело в том, что у Шончан лишь члены императорской фамилии брили себе головы. Лысеющие мужчины начинали носить парик сразу же, как только их плешь становилась хоть сколько-нибудь заметна. Эгинин скорее бы умерла, чем дала бы кому-нибудь повод подумать, что она претендует на принадлежность к императорской семье, даже людям, у которых подобная мысль в принципе не могла возникнуть. Претензия такого рода равносильна у Шончан смертному приговору, но он никогда не поверит, что ее это может волновать. Что такое еще один смертный приговор для человека, чья голова и так уже считай что на плахе? Точнее, в ее случае это была шнур-удавка. Ему же полагалась петля на виселице.
Неуловимым движением пряча наполовину вытащенный нож обратно в левый рукав, Мэт соскользнул с валуна. Он приземлился неудачно и чуть было не упал, с трудом удержавшись, чтобы не поморщиться от резкой боли в бедре. Впрочем, ему удалось это скрыть. Эгинин была из благородных и к тому же командовала кораблем, да она и без того постоянно пыталась заботиться о нем, так что не стоило лишний раз давать ей повод, выказывая свою слабость. Да, это она пришла к нему на помощь, а не наоборот, но не все ли теперь равно. Облокотившись на валун и скрестив руки, он сделал вид, что просто отдыхает, лениво шевеля ногой пучки сухой травы, а сам тем временем выжидал, пока боль стихнет. Несмотря на холодный ветер, на лбу у Мэта выступили капельки пота. Бегство той ночью стоило ему неудачного приземления на бедро, и боль до сих пор давала о себе знать.
– Ты уверена в том, что говорила насчет Морского Народа? – спросил он Эгинин. Нет смысла продолжать разговор о недостаточном количестве
Она собралась было еще раз притронуться к парику, но заколебалась, взглянула, нахмурившись, на свои короткие ногти и засунула руки под мышки.
– Что ты имеешь в виду? – Эгинин знала, что за побегом Ищущих Ветер стоял он, но оба они не упоминали об этом. Она вообще старалась избегать разговоров об Ата'ан Миэйр. Если даже не считать затонувших кораблей и погибших людей, освобождение дама-нисамо по себе было деянием, заслуживающим смертного приговора, причем довольно отвратительным по шончанским меркам – вроде изнасилования или совращения малолетних. Разумеется, она сама вызвалась помогать бегству некоторых из дамани,хотя с ее точки зрения это было наименьшим из ее преступлений. Однако этой темы Эгинин тоже старалась избегать. Здесь было несколько моментов, о которых она предпочитала умалчивать.
– Ты уверенанасчет тех Ищущих Ветер, которых удалось поймать? Я слышал разговоры о том, что им отрубили то ли руки, то ли ноги. – Мэт сглотнул комок в горле. Он видел, как умирали люди, он своими руками убивал людей. Помилуй его Свет, он однажды даже убил женщину! Даже самые мрачные из чужих воспоминаний не жгли его сильнее, чем это, хотя некоторые из них были достаточно тяжелыми, чтобы топить их в вине каждый раз, когда они всплывали на поверхность. Но от мысли, что можно специально отрубить человеку руки, у него начинало сводить живот.
Эгинин дернула головой, и на какое-то мгновение он решил, что она не станет отвечать на него.
– Держу пари, что это говорила Ринна, – произнесла она с пренебрежительным жестом. – Некоторые сул'дамрассказывают подобную чепуху, чтобы запугать непокорных дамани,на которых только что надели ошейник, но в действительности никто не делал этого уже… ох, шесть или семь сотен лет. В любом случае таких сул'-дамне так уж много, и люди, которые не в состоянии охранять без, э-э… нанесения увечий… – это просто сей'мосив. – Ее губы искривились от негодования, хотя было не ясно, относилось оно к увечьям или к сей'мосив.
– Презирают их или нет, но они делают это, – отрезал он. Сей'мосивсчитались у Шончан ниже того, чтобы их презирать, но он сомневался, что человека, сознательно отрубившего женщине руку, можно унизить настолько, чтобы он покончил с собой. – А Сюрот относится к этим «немногим»?
Шончанка вспыхнула не меньше, чем он, и уперла кулаки в бока, наклонясь вперед и широко расставив ноги, словно она находилась на палубе корабля и собиралась распечь какого-нибудь тупоумного матроса.
– Верховная Леди Сюрот не владеет этими дамани,безмозглый ты фермер! Они – собственность Императрицы, да живет она вечно! Сюрот скорее могла бы отрубить руки себе, чем отдать подобный приказ относительно императорской дамани.Разумеется, я ни разу не слышала, чтобы она со своими подобным образом обходилась. Попытаюсь растолковать это тебе на понятном тебе языке. Если твоя собака сбежит, ты не будешь калечить ее. Ты излупцу-ешь ее так, чтобы она поняла, что этого делать не следует, и посадишь обратно на цепь. Между прочим, даманик тому же…