Перекрёстки времени
Шрифт:
Тишина снаружи, только лёгкий ветерок тревожит покрытую изморозью ткань палатки: разжечь огонь Гонда не рискнул, опасаясь привлечь червей, чувствительных к минимальным изменениям температуры. Мало ли кто надумает выйти наружу да выпустит кроху тепла.
"Спать надо!" - подумал Лён и повернулся в своем мешке набок - может, так заснётся? И наткнулся взглядом на чуть поблёскивающие в почти полной темноте открытые глаза Энины. Что-то всё время беспокоило его, что-то связанное именно с ней. Немного странное её молчание и выражение лица: упрямое, сосредоточенное, словно девушка носила в себе тайну.
– Чего не
– спросил он шёпотом, чтобы не разбудить старших.
– Так, - чуть качнула она головой. Потом помолчала и заговорила снова - тихо, еле слышно, но слова её отозвались громом в ушах Лёна.
– Скажи мне, где ты скрываешь Пафа?
– спросила Энина, чуть шевеля губами.
– Я... я не знаю...
– растерялся он от такого прямого вопроса.
– Ты врёшь, - холодно ответила она.
И в этом голосе, в этих интонациях скрывалось что-то, что он до сих пор упускал из виду. Что-то давно не давало ему покоя, когда встречал он в коридорах университета Энину. Она попадалась ему чаще, чем следовало бы. Он встречал её в столовой, хотя знал, что целители со всеми не обедают. Она бывала в библиотеке, хотя у магов-врачевателей свой отдел литературы. Проходя мимо, целительница странно заглядывала ему в глаза, так что он подумал было, что нравится ей, и старался избегать разговоров наедине. А она явно искала этого. Между дивоярцами нет и не может быть личных отношений - всё это приводит к скверным последствиям.
– Я наблюдаю за тобой, - бесстрастным, каким-то бесплотным даже голосом продолжала она, и слова её не выходили за пределы того малого пространства, что разделяло их, как будто Энина обладала умением удерживать звуки, - Ты ведёшь себя неправильно. Паф был твоим другом, а в тебе нет скорби по его пропаже. Ты слишком быстро смирился с этим. Ты лжёшь всё время, играешь роль - я чувствую это, как чувствую боль пациентов. Ты скрываешь тайны, и одна из тайн - пропажа Пафа.
– Нет, ты не...
– Не лги, - тихо и сурово прервала она его, - я не ошибаюсь. Меня с Пафом связывает любовь.
Наверно, даже в темноте в лице Лёна отразилось такое изумление, что эмпатка Энина почувствовала это.
– Да, он меня не любит, - с горечью проронила она, - но я его люблю. Это безнадёжное чувство, и я должна с ним жить. Поэтому сердце не обманывает меня: я знаю, что он жив. Я чувствую возле тебя присутствие его запаха, след его слов в твоих мыслях. Я всякий раз знаю, когда ты видишься с ним, Лён.
– Замолчи, - одними губами ответил он, придя в ужас при мысли, что неосторожные слова Энины дойдут до слуха Гонды. Дивоярцы не должны знать ничего о том куда исчез Паф!
– Я не ошиблась, - с торжеством ответила она и отвернулась, перевернувшись вместе с тяжёлым мешком.
Ошеломлённый Лён остался лежать в темноте, тщательно прислушиваясь к дыханию спящих Гонды и Вэйвэ. Лишь бы дивоярцы не прознали про тайное убежище, куда он скрыл Пафа! Всё казалось ему таким надёжным, но вот интуиция Энины, её безошибочное чувство проникли под покровы этой тайны! Она следила за ним! Что может натворить ревнивое сердце, когда подозревает обман?!
ГЛАВА 4
Наутро Энина выглядела очень
Магирус стоял в стороне, на краю площадки, внимательно поглядывая по сторонам и бросая взгляды на небо. Жаворонарцы распределились по окружности вершины, каждый ведя свое наблюдение - спокойно, ни о чем не договариваясь, как будто точно знали, что нужно делать.
Лён подошёл к Пантегри, желая поговорить о странной задержке. Старшекурсник беспечно посвистывал простенькую мелодию, энергично похлопывая руками в варежках друг о дружку. Лицо его обветрилось, глаза чуть покраснели от бессонной ночи - он с Дияном выстоял ночную вахту, и сейчас ему явно требовался отдых. Однако, никаких протестов против задержки - внимание, выдержка и стойкость!
– Почему мы не отправляемся?
– спросил у него Лён, словно у старшего.
– Женщины!
– с шутливым философским стоицизмом воздел руки Пантегри.
– В смысле?..
– не понял Лён.
– Ну, то есть особенные женские дни, - чуть с досадой пояснил Пантегри.
О, Дивояр, а до него даже не допёрло! Вот почему Магирус велел набрать снега и согреть воду! Ну, чёрт, ну надо было им брать с собой Энину в такой период! Вот откуда этот бледный вид и быстрая утомляемость! Только этого не хватало, когда они настороже и ждут каждую минуту нападения!
Копалась она там, в этой палатке, бесконечно долго, как будто вздумала заснуть. Времени прошло чертовски много, и даже невозмутимые жаворонарцы начали нервничать. Гонда поглядывал на небо, как будто ждал нападения оттуда. Кто знает, что ещё за твари водятся на этой несчастной планетке! Наконец, девушка вышла, раздосадованная такой задержкой по её вине. Но тут случилось новое дело.
Едва Энина приподняла сетку с яйцами, как тут же опустила обратно наземь.
– Тяжело?
– тут же догадался Гонда.
Учитель выкатил из сетки девушки три яйца, оставив ей четыре, но даже эта ноша показалась тяжела маленькой трясогузочке.
– Оставляем, - распорядился Магирус, бросая сетку Энины вместе с драгоценными яйцами.
Никто не возражал главе экспедиции, потому что десяток яиц в сетке - предел для самой сильной птицы.
– Энина, если тебе будет тяжело в полёте, опускайся ко мне на спину, - тихо шепнул девушке Пантегри, и она кивнула, опустив глаза в досаде за свою слабость. Видимо, женские боли одолевали её и лишали всех сил, а здесь нет лекарских зелий, чтобы облегчить страдание. Такая слабость была у хрупкой целительницы. И надо же накануне такого момента брать её в экспедицию!