Перекрестки
Шрифт:
Преодолев не меньше сотни ступеней, Тони увидел, что женщина пожилая и какая-то кругленькая; ее черные как уголь волосы ниспадали на плечи двумя косами, в которые были вплетены нити разноцветных бус. Одета незнакомка была в простое свободное платье из набивного ситца, перехваченное поясом, также украшенным бусинами. Плечи укутывало трехслойное индейское покрывало с ярким рисунком, изображающим солнце. Лицо женщины было приподнято навстречу солнцу, глаза закрыты. Это была индианка — представительница коренного населения Америки.
— Энтони, — произнес Иисус, когда Тони подошел
— Благодарю тебя, Анпо Вичапи, благодарю тебя, Утренняя Звезда, — произнесла индианка с нежностью и обратилась к Тони, указав на скамью рядом с собой, но не открывая глаз: — Садись!
Голос у нее был глубокий и звучный. Тони подчинился. Они молчали: женщина по-прежнему сидела с закрытыми глазами, Тони рассматривал ландшафт, раскинувшийся перед ними, как расстеленная накидка. В нескольких милях угадывались очертания дальней стены, слева же была хорошо видна ветхая фермерская усадьба, где он провел ночь. Итак, если верить словам Иисуса, это запущенное пустынное место — не что иное, как его сердце. Действительно, не совсем дом, но и не совсем ад. Хотя в данный момент последнее было ближе к истине.
Казалось, они молчат уже несколько часов, хотя на самом деле прошло минут десять. Тони не привык сидеть так тихо и неподвижно. В нем нарастало нетерпение. Он прочистил горло.
— Вы не хотели бы…
— Тсс! Я занята.
Он замолчал, но вскоре опять не вытерпел:
— Чем же вы заняты?
— Ухаживаю за садом. Так много сорняков!
— Понятно, — отозвался Тони как ни в чем не бывало. — А я что здесь делаю?
— Суетишься. Сиди спокойно. Вдыхай, выдыхай.
Тони замолчал и задумался. Внешне он был совершенно спокоен, но внутри его затоплял, подобно паводку, поток образов, чувств и вопросов. Он машинально, не отдавая себе отчета, приподнял правую пятку и стал нервно стучать ею по земле, словно так легче было преодолеть внутреннее напряжение.
Индианка, не открывая глаз, протянула руку и положила ее на колено Тони, остановив этот странный сидячий танец.
— Куда ты бежишь? — Голос у нее был мягкий и звучал неожиданно молодо для ее возраста.
— Я никуда не бегу. Я сижу рядом с вами, как вы велели.
Женщина не стала убирать с колена Тони свою сильную мозолистую руку, и он чувствовал распространяющееся от нее тепло.
— Энтони, почему ты думаешь, что если тебя пригласили, значит от тебя непременно чего-то ждут?
Тони усмехнулся. Было понятно, что ответа не требуется: индианка читала его мысли. В любом приглашении есть расчет. Какой-то определенный замысел, какая-то цель — иногда очевидная, иногда скрытая, но она всегда есть. Как иначе жить? Однако вопрос заинтриговал Тони.
— Значит, мы просто так здесь сидим, — задумчиво пробормотал он, не ожидая ответа.
— Нет, Энтони, мы не просто так сидим. Мы молимся.
— Молимся? А кому вы молитесь?
— Я не кому-то молюсь, — ответила женщина, по-прежнему не открывая глаз, — а с кем-то.
Тони решил, что будет молчать, но у него это всегда получалось плохо.
— И с кем же вы молитесь? — спросил он.
— С тобой! — Лицо женщины расплылось в улыбке. Солнечные лучи прятались в складках кожи и смягчали их. — Я молюсь с тобой.
Тони покачал головой, словно собеседница могла видеть его.
— Но я же не молюсь.
Она опять улыбнулась и ничего не ответила.
Так они просидели, наверное, час. Тони мысленно сгружал все свои заботы и страхи в воображаемые лодки и пускал их вниз по ручью, протекавшему неподалеку. Этому мыслительному упражнению он научился на занятиях по психологической разрядке, которые посещал когда-то по решению суда. И действительно, все тревоги уплыли одна за другой, снимая груз с его души, и он умиротворенно сидел рядом с индианкой, глубоко вдыхая чистый воздух. Это трудно было объяснить, но он опять почувствовал себя… в безопасности.
В конце концов Тони снова нарушил молчание:
— Прошу прощения, но я забыл, как правильно произносится ваше имя.
На лице незнакомки вспыхнула улыбка, которая смягчила ее черты и, казалось, осветила сгущавшиеся сумерки.
— Для тебя я просто Бабушка.
— Договорились, Бабуля, — рассмеялся Тони и похлопал ее по руке.
Глаза ее впервые открылись, и перед Тони засияли два невероятных карих источника света. Это был Иисус, но иной.
— Какая я тебе Бабуля! Я Прародительница, или, так уж и быть, Бабушка. — Она кивнула, как бы утверждая, что только так ее и следует звать, и Тони невольно кивнул в ответ.
— Да, конечно, Бабушка, — повторил он извиняющимся тоном. — Правда, я не понимаю, какая, в сущности, разница…
— Я вижу, что ты не понимаешь. Но я прощаю тебе это.
— Прощаешь? — удивился Тони. — Как можно простить человеку то, чего он даже не понял?
— Послушай меня, дорогой мой… — Бабушка сделала паузу, и это ласковое обращение вызвало в душе Тони какие-то странные чувства: ему стало одновременно и сладко, и больно. Она выждала несколько мгновений, словно желая, чтобы он как следует проникся этим ощущением, и продолжила: — Большинство поступков, которые нужно прощать другим и особенно себе самому, совершаются по неведению — очень опасному неведению. Причиняя друг другу боль, люди не всегда делают это сознательно. Чаще они просто не понимают, что можно поступить иначе.
Тони решил сменить тему. Бабушка коснулась тех струн его души, которые лучше было не тревожить. День и без того выдался долгий.
— А где ты живешь? — Тони не мог представить себе, чтобы кто-нибудь жил в лачуге, около которой они сидели. Это сооружение больше напоминало не жилище, а неказистый сарай для садовых инструментов.
— Я живу повсюду — там, где нахожусь в каждый определенный момент, — ответила женщина.
— Да нет, я не это имею в виду, — начал Тони, но она его остановила.