Перекрестки
Шрифт:
— Не понимаю, как быть, — признался Тони. — Знаешь, кого мне сейчас больше всего не хватает? — Он открыл глаза и глубоко вздохнул. — Матери.
Иисус тут же вытащил откуда-то красный носовой платок и протянул его Тони. Тот с благодарностью взял платок и высморкался.
— Тони, твоя мать была последней, кому ты доверял. Невозможно жить в одиночестве и диктовать жизни свои условия. Ты был создан человеческим сообществом для того, чтобы жить в нем, создан по образу Бога, который никогда не существовал вне сообщества.
— Бог существовал только в сообществе?
— Да, только. Я же говорил тебе, что никогда не был один. Я ничего не делал исключительно по собственной
— Никогда не мог этого понять.
— Ничего страшного. Это надо не понять, а пережить.
Тони опять вздохнул.
— Так что же случилось со мной? Если это место — отражение моего «я», то как вышло, что я превратился в безжизненную пустыню?
— Если смотреть с твоей точки зрения, то получится, что с тобой «случилась» жизнь: повседневные большие и маленькие потери; приятие и накопление предательства и обмана; отсутствие родителей в тот момент, когда они очень нужны; выход из строя различных систем; решения, принятые ради самозащиты, которые помогли тебе выжить, но закрыли твою душу для всего, что могло бы ее исцелить.
— А если посмотреть с твоей точки зрения?
— С моей точки зрения, это была не жизнь, а смерть, не-реальность, вовсе не предназначенная для тебя. Это была не-любовь, не-свет, не-истина, не-свобода… Это была смерть.
— Значит, я умираю? Вот почему все это происходит со мной?
— Сынок, ты умираешь с того момента, как был зачат. И хотя смерть — чудовищное зло, люди приписывают ей могущество, каким она не обладает. Свет рампы отбрасывает на задник сцены твоего бытия слишком большую тень, и в результате ты боишься даже тени смерти.
— Я не понимаю.
— Это очень серьезный разговор, и многих тем лучше сегодня не касаться. Сейчас главное, чтобы ты понял: твой страх перед смертью обусловлен ограниченностью твоего мировосприятия. Широчайший размах и величие жизни непрерывно поглощают и истощают всю силу смерти, преодолевая ее. Ты считаешь смерть концом, прекращением существования подлинных ценностей, и она становится для тебя непреодолимой стеной, неизбежным губителем радости, любви и всех связей. Для тебя смерть — последнее слово, окончательная разобщенность с миром. Правда же в том, что смерть — лишь тень всего этого. То, что ты называешь смертью, — действительно своего рода разобщенность, но совсем не такая, как тебе представляется. Ты сосредоточился на последнем мгновении жизни и построил все свое существование на страхе перед этим мгновением, вместо того чтобы признать, что смерть вездесуща, она присутствует в каждом из твоих слов и жестов, решений, печалей. И она же — в твоем неверии, в твоей лжи, в суждениях и предрассудках, в нежелании прощать и жажде власти, в предательстве и попытках спрятаться от жизни. А само событие смерти есть лишь одно из проявлений ее присутствия. Ты же придал ему всеобъемлющий смысл, не сознавая, что ежедневно плаваешь в океане смерти. Тони, ты не был предназначен для смерти, как и смерть не была предназначена для этой вселенной. Момент смерти — это и обещание, крещение в океане, который несет не гибель, а спасение. Люди переделали жизнь на свой лад и превратили ее в не-жизнь, а мы из уважения к ним включили ее в общую картину мира как один из фрагментов. И теперь вы переживаете эту подспудную борьбу между жизнью и смертью каждодневно, пока вас не освобождает от этого момент смерти. При этом предполагалось, что вы будете переживать этот процесс в сообществе, совместно, а не в эгоцентричной изоляции от других, в которой ты пребываешь сейчас.
— И все эти тропинки с развилками ведут сюда?
— Тони, они
На миг Тони охватила печаль, словно подкравшийся хищник, но сразу же отступила. Он решился спросить:
— Они ушли не по своей воле? Это я их прогнал, да?
— Когда не замечаешь смерти, то смотришь на окружающих либо как на источник боли, либо как на мертвых. Иногда легче похоронить их на своей территории, чем прогнать.
— Значит, смерть победила? — Тони сам понимал, что на самом деле хочет спросить совсем о другом, но если этот человек действительно тот… за кого себя выдает, он поймет его.
— Иногда кажется, что так и есть, правда? Но нет, победила жизнь! Она побеждает всегда, и я — живое тому доказательство.
— Значит, ты не просто детская выдумка, не миф? Ты действительно ожидаешь, что я поверю, будто ты восстал из мертвых? — Тони хотел, чтобы Иисус подтвердил это вслух.
— Ха! Гораздо труднее поверить, будто это не так. А в то, что меня избили до неузнаваемости, пригвоздили к кресту, проткнули сердце копьем и похоронили в пещере и после этого я каким-то образом воскрес, выбрался из гроба, раскидал целую тонну камней, усмирил отборных воинов храмовой стражи и возглавил движение, которое якобы отстаивает правду о жизни и воскрешении, а на самом деле основано на лжи, — в это поверить легче.
Тони посмотрел на Иисуса. В его словах чувствовались и ирония, и торжество, но прежде всего печаль.
— Это же просто выдумка! — воскликнул Тони. — Выдумка, которая призвана одурачить и успокоить нас, заставить уверовать в то, что в жизни есть какой-то смысл, есть цель. Это нравоучительная пьеска, разыгранная слабыми для больных.
— Тони, я действительно воскрес из мертвых. Мы разрушили иллюзию всемогущества и непобедимости смерти. Папа Бог возлюбил меня так, что воскресил в силе духа и все увидели, что идеология разобщенности отныне несостоятельна.
— Ты ведь знаешь, что я в это не верю, — бросил Тони. — Я до сих пор не могу поверить даже в то, что ты существуешь. Не знаю, что на меня нашло. Я хочу сказать, что, конечно, жил на свете еврей, раввин по имени Иисус, который сделал много добра, и вот люди насочиняли о нем всякого, будто он творит чудеса и воскрешает мертвых, и основали новую религию. Но он умер. Он умер, как все умирают. Смерть есть смерть, и ты не можешь существовать. Ты всего лишь голос моей матери, звучащий где-то в моем подсознании.
— Ты почти убедил меня, — саркастически ответил Иисус и рассмеялся. — Состояние, в котором ты находишься, называется кризисом веры. Чаще всего он наступает в момент физической смерти, но поскольку ты еще не умер, а отношения не подчиняются каким-то определенным формулам, то, очевидно, сейчас происходит что-то особенное и таинственное.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь, почему я здесь? — с удивлением спросил Тони.
— Нет! Папа не объяснил. — Иисус наклонился к Тони, словно желая поделиться секретом. — Он знает, что я люблю сюрпризы.
— Постой. Вроде бы считается, что ты Бог.
— Не считается, а так и есть.
— Как тогда может быть, что ты не знаешь, почему я здесь?
— Я же сказал, папа меня не предупредил о твоем приходе.
— Но если ты Бог, ты же должен знать все.
— Я и знаю.
— Но ты только что сказал, что не знаешь…
— Тони, — прервал его Иисус. — Ты рассматриваешь все явления как независимые и изолированные, вне всякой связи между ними. Ответы на твои вопросы покажутся тебе бессмысленными и окончательно запутают, потому что у тебя нет даже системы координат, в которой их можно осмыслить.