Перекрестки
Шрифт:
— Я знаю, что ты имеешь в виду, Энтони, но ты сам не понимаешь, о чем спрашиваешь.
Тони не знал, что на это сказать. Такое с ним случалось нечасто. Бабушка сама выручила его.
— Ну вот что, — произнесла она, вставая и потягиваясь, — у тебя есть какая-нибудь еда?
На всякий случай Тони проверил карманы, хотя знал, что они пусты.
— Увы, нет.
— Это не страшно, — улыбнулась она. — У меня еды полно.
Усмехаясь себе под нос, Бабушка неторопливо направилась в хижину, в которой горел свет, проникавший наружу сквозь многочисленные щели. Тони тоже встал и бросил последний взгляд на расстилавшееся
Он потянулся, разминая мышцы, подошел к хижине и, остановившись в дверях, заглянул внутрь. Там было просторнее, чем могло показаться снаружи, но это, возможно, объяснялось тем, как женщина использовала пространство. Около одной из стен горел очаг. Дым отводился с помощью довольно сложной системы соединенных друг с другом труб, которые вдобавок, по-видимому, прикрывали огонь от дождя.
— Можно войти? — спросил Тони.
— Конечно, ты всегда желанный гость здесь! — Бабушка замахала руками, приглашая его.
На полу лежали одеяла. Опасаясь, что нарушает какой-нибудь протокол, Тони тем не менее сел на них и удивился, насколько они мягкие. Хозяйка, похоже, не увидела в его поведении ничего предосудительного, и он стал наблюдать, как она хлопочет у очага над стряпней, по виду и запаху напоминающей тушеное мясо; на камнях у огня пеклась лепешка. Простая и аппетитная еда, а главное, подумал Тони с улыбкой, он на нее не рассчитывал.
Некоторое время он молча наблюдал за размеренными движениями Бабушки, а затем спросил:
— Можно задать вопрос?
— Ты хочешь спросить, почему я живу здесь, в этой лачуге? Как человек воспитанный и образованный, ты, вероятно, выбрал именно это слово?
Отпираться было бесполезно.
— Ну да, это меня удивило. Так почему?
— Ты не смог предложить мне ничего лучше.
— Как-как? Я не смог предложить? Но я ничего тебе не предлагал. И уж я бы точно построил что-нибудь поосновательнее. Как можно…
— Энтони, ничего страшного! Я ни на что и не рассчитывала. Я благодарна уже за то, что нашла этот уголок в твоем сердце. Я путешествую налегке, — Бабушка хитро улыбнулась, словно вспомнила какой-то секрет, — и устраиваю себе жилье в самых скромных условиях, какие мне предложат. Так что зря тебе не нравится этот дом, не надо его стыдиться. Поверь мне, я искренне благодарна. Мне в радость жить здесь.
— То есть… поскольку все это — вроде как я сам, то есть мой внутренний мир, значит, получается, что я смог тебе выделить только эту лачугу? Иисусу я отвел дом побольше, но тоже всего лишь обветшалую ферму… — Тони по какой-то не совсем понятной причине стало грустно.
— Он тоже доволен, что находится здесь. Он с радостью принял приглашение.
— Какое приглашение? Не помню, чтобы я приглашал его, да и тебя тоже. Я даже не вполне понимаю, кто ты такая. Я раньше вообще ничего не знал об этом месте, как же я мог кого-то сюда пригласить?
Бабушка повернулась к нему, облизывая ложку, которой мешала жаркое.
— Нас пригласил не ты, Энтони. Если бы мы ждали
Тони опять был сбит с толку и удивленно спросил:
— Но если вас пригласил не я, то кто же?
— Отец. Папа Бог.
— Отец Иисуса, ты хочешь сказать? Бог Отец? — Это известие удивило и расстроило Тони. — А почему он тебя пригласил?
— Независимо от того, что ты думаешь о нем, — а между прочим, почти все это неверно… в любом случае, Папа Бог любит тебя и неустанно заботится о тебе. Поэтому мы здесь и находимся. Мы разделяем с ним эту любовь. — С этими словами Бабушка навалила черпаком тушеного мяса в миску и вручила ее Тони вместе с чистой тряпкой в качестве салфетки.
Тони рассердился всерьез. Вот она, ловушка, тайный расчет, опасный, построенный на лжи. Кем бы ни была эта женщина и какую бы симпатию у него ни вызывала — не меньшую, чем Иисус, — она выдала Тони секрет, подтвердив его исходное предположение, засевшее в сердце, как заноза, и причинявшее боль. Если Бог и существует, то он чудовище, злой обманщик, который играет с людскими сердцами, ставит эксперименты, проверяя, сколько страданий может выдержать человек, и издеваясь над людскими желаниями и мечтами: люди ему доверяются — и теряют все самое дорогое. Охватившая Тони ярость удивила его самого. Чтобы успокоиться, он начал есть. Это помогло. Ароматы вкусной пищи утихомирили гнев.
— Ух ты! — вырвалось у него восхищенное восклицание.
— Хорошее выражение, одно из моих любимых, — засмеялась индианка. — Ешь на здоровье, Энтони.
Он посмотрел на женщину. Та стояла к нему спиной, накладывая еду себе. Ее фигура выделялась на фоне очага, приобретая особую значительность; пламя, казалось, высвечивало невидимое благоухание, которое обволакивало комнату, создавая атмосферу, напоминающую о литургии. Не верилось, что Иисус и эта женщина как-то связаны с Богом, о котором они отзываются с таким уважением. Если индианка и заметила напряженное состояние, в котором пребывал ее гость, то не подала виду.
— Значит, Бог Отец живет здесь, в моем мире? — спросил Тони с некоторой опаской, вспомнив скопление огней, которое различил вдали.
— Нет, по крайней мере, жилья у него тут нет. Ты не отвел ему места в этих стенах, Энтони. Но он вездесущ и ждет тебя в лесу, за стенами твоего сердца. Он не из тех, кто навязывается против воли, он слишком хорошо воспитан для этого. — Женщина говорила очень спокойно и мягко. Тони предпочел бы услышать в ее голосе разочарование — тогда ему легче было бы возразить ей. А доброта слишком неуловима. Но как только раздражение вновь стало подниматься в нем, он подавил его, вновь набросившись на мясо, и заговорил о другом:
— Вкус просто удивительный! Ты добавила какие-то приправы, которых я никогда не пробовал.
Бабушка довольно улыбнулась.
— Приготовлено из всякой ерунды. Это секретный семейный рецепт, так что не спрашивай. — Она протянула Тони лепешку, которая тоже оказалась не похожей ни на одну из тех, что он ел раньше.
— Слушай, если бы ты открыла ресторан, то заработала бы кучу денег.
— Бизнесмен есть бизнесмен. Энтони, ты получаешь радость и удовольствие только от того, что можешь использовать как товар? Самое любимое занятие — перегородить реку плотиной и превратить ее в болото.