Перекресток для троих
Шрифт:
– О чем вы?
– пришлось возразить мягко.
– Я сразу догадался по вашему лицу, что вы эстет и у вас большое личное горе.
– Н-да... Здесь налицо все признаки культуры!
– отреагировал на такой диалог Игорь.
Затем пришла подруга моего приятеля - Ира. Нежная, добрая, красивая девочка, все в меру - умница, но не заумная, скромная, но не ханжа, - в общем, таких мы ищем, но не находим. И если для него она просто подруга, то имею дело с человеком недалеким. Я бы женился на такой столь же поспешно, сколь солдат поднимается по команде "В
Реставратор при появлении дамы преобразился: стал обходителен, слащав даже, ручку ей поцеловал, и по всему чувствовалось - стремился произвести наиблагоприятное впечатление. Собеседником он оказался неожиданно интересным и умным, я себя прямо-таки дикарем ощущал, слушая его суждения, где ничего не было вскользь, упрощенно и категорично. Искусство он понимал, опираясь на знания и уж после на самостоятельно выстраданное, в отличие от меня уяснившего десяток несложных категорий и уповавшего в оценке художественной истины на вкус слепых ощущений. И я, и Игорь были самоуверенными ... пустышками перед ним - беззащитным, спившимся, но куда более цельным и вообще мыслящим.
Разговор, впрочем, развивался по схеме банальной: от искусства к философии, от философии к мистике, от мистики к религиям и структурам, их воплощающим. Последняя тема почему-то пробудила красноречие у Игоря, до сей поры подававшего лишь реплики.
– Вот церковь. Любая там. Буддизм, христианство, - разглагольствовал он, отправляя в рот здоровенный кусок ветчины.
– Ну для чего, в принципе? Первостепенная задача - удержать людей от низости и подлости, так? Проповеди, "не убий" всякие... Но как учреждение она отталкивает! Это же разное... Учреждение - значит, начальство, "шестерки"-карьеристы, а вера - души человеческие. И как подумаешь, что этот благочестивый поп - жулик, так сразу и... отпадает все.
– Ты не прав, - возразил Олег.
– Священник - всего лишь проводник... И с него свой спрос у бога. Ряса - еще не пропуск в рай. А церковь - магнит. Консолидирующий нормальное общество. И раскол в ней приводит к сектам - тем же организациям, между прочим, только куда как неприглядно-агрессивным, требовательным и принуждающим. Когда Темпучин завоевал Бухару и въехал на коне в мечеть, то, как гласит легенда, заявил, что богу можно, дескать, молиться везде и необязательно для этого строить храмы... Но уж вряд ли это чудовище исходило из того, что бог - в каждом из человеков, хотя это так...
– А мы то и дело уходим в метель и снег на поиски бога, который в нас, ляпнул я неизвестно каким образом пришедшую на ум идею с поэтическим запевом в оформлении, заметив про себя: надо бы запомнить, может, и пригодится когда... Хотя, кажется, вторично...
На меня странно покосились, и возникла пауза.
– Он поэт, - объяснил Игорь, что в переводе как бы означало: "У него, мол, бывает..."
– Олег, - сказала Ирина, чувствуя тупиковую ветвь беседы, - вы бы показали свои картины...
– Да у меня всего одна, - отмахнулся он дурашливо, - остальные - так... Школа. Поиск.
– И, притушив свет, принялся зажигать свечи.
– Ну хотя бы одну, - поддержал я. Олег на время исчез. Вернулся, волоча по полу треножник мольберта. Сказал, усмешечкой маскируя волнение:
– Полотно, предупреждаю, не из запасников Эрмитажа...
– И повернул холст к трепетному свету оранжевых маковок огня.
Сырая древесина стены деревенского дома, как бы косо навалившаяся на край выкошенного луга, на тягостно-пасмурный горизонт летнего ненастного дня, и - глубь ржавой дождевой бочки, в чьей воде светился брошенный туда, рассыпанный букет из васильков и ромашек.
Открылось словно таинственное окно в иное время, иной мир.
– Ну!
– одобрительно подытожил Игорь.
– Это - понимаю! Натюрморт! А то окурок затоптанный нарисовал в масштабе один к пятидесяти... Символ, говорит! Умник!
Меня передернуло. Но Олег был наивно-доброжелателен.
– Да, от авангардизма я отказался, - начал он, - но в силу узкого понимания мною сути его... Я пошел вне направления, интуитивно...
– Ал!
– перебил Игорь, поднимаясь.
– Пора закругляться. Ишь, - пихнул Олега в бок, - разобрало: нашел свободные уши!
Меня снова передернуло. И от сытого его тона, и от пошлой самоуверенности моего сотоварища, которая, кстати, была и во мне, только я постоянно старался уйти от нее, быть тоньше, добрее, а он... Хамло, чего там...
Отвезли домой Ирину и покатили в гараж.
– Слушай, - не вытерпел я, - ты с ним... нехорошо, с Олегом. Тон... Не надо так, старый. Тем паче в теории все должно быть наоборот.
– Ка-ак?
– не понял он.
– Чего?
– спросил с презрением. Я предпочел отмолчаться, дабы не обострять... Он остановил "Волгу" напротив ворот гаража, посмотрел на меня в упор, сощурив глаза. Взгляд врага.
– Знаешь, - сказал, - и ничего ты парень, но скользкий. Перед собой во всяком случае, так понимаю. И жалеть кого-то хочешь, а сам - не, не жалеешь, и честным казаться, но тоже не выходит... А в жизни везет тебе просто: все задарма в руки плывет, потому колеблешься маятником - ни то ни се... Помрешь и в рай не возьмут, и в ад не потащат, в чистилище разве провиснешь...
– Колеблюсь?
– переспросил я. Затем, припомнив, сказал: - Я - личность Сомневающаяся.
– Задетый, потерянный от его отповеди, но с улыбочкой насильственной, правда.
– Да все мы сомневающиеся, - усмехнулся он, разом сникнув.
– Извини. За резкость. Нашло что-то.
– А до Олега нам все же далече, - продолжил я, заглаживая конфликт.
– И мне, и тебе, и... в равной степени.
– Тоже, между прочим...
– Игорь запирал замки гаража, с подозрением глядя в беззвездную темень неба.
– Типаж! Без почвы, и не опора он, нет...
– Ну опираться - это на самого себя надо, - рассудил я.
– Или на бога.
– На себя не обопрешься, поскольку сомневающиеся, - ответил он, отирая руки снегом, - а насчет высших сил тоже существуют сомнения...