Перекресток пяти теней
Шрифт:
Женька кивнул, пожал плечами и навесил цепочку на шею. Эд демонстративно опустил руку в карман.
— Эй! — боль была не то, чтобы жгучей или очень сильной, но неприятной: словно сигаретой прижгли. Зрение слегка помутилось, яркой вспышкой в мозгу вспыхнул образ Эда, стоящего напротив, с указаниями его местоположения и даже тех несчастных метров, которые их разделяли. — Тоже мне… навигатор, — пробормотал Женька, потирая кожу под тканью аккурат на том месте, куда повесил «каплю».
— Зато теперь ты представляешь, как он работает. Если позову, сразу придешь.
— Еще б не прийти… после подобных ощущений, — заметил Женька и подумал, что Эду
— Естественно, звать буду не так, — заверил напарник. — Помягче. Подобное испытаешь, если мне совсем туго станет и не просто идти, а бежать следует. А так… ну припечет чуть.
«Юморист», — подумал Женька. Судя по всему, очень громко, поскольку Эд фыркнул в усы.
— Теперь ты попробуй.
— Я?
— Конечно. Связь обоюдная, — ответил Эд и посоветовал: — В кулаке сожми, если мысленно пока не выходит.
Хотелось возразить, что он же простой человек, ни телекинезу, ни телепатии, ни прочей хиромантии не обучен, но вместо этого Женька крепко сжал свою каплю.
— Не стой истуканом, — напутствовал Эд. — Представь, как я спешу к тебе на помощь. Подумай, сколь сильно хочешь этого.
— Ты и так рядом, — фыркнул Женька, но постарался следовать указаниям. — Ну… держись.
Может, он и не достиг такого же эффекта, что недавно Эд, но чего-то добился точно. То, как напарник вздрогнул — чуть на месте не подскочил — оставило Женьку удовлетворенным и отомщенным. Теперь можно и дальше разбираться в профессии.
— Неделю со мной поработаешь, потом один будешь, — как ни в чем не бывало продолжил Эд.
— Совсем?
Эд достал из кармана маленькую расческу, причесал усы и, фыркнув, направился обратно к дверям, оставив вопрос без ответа.
«Ну вот кто так делает? — подумал Женька, вздохнул и направился следом. — Или я совсем не то спрашиваю?..»
Работа оказалась рутинной, если не думать о том, кто именно посещал сказочный терем и уяснить для себя правила. Во-первых, всегда пускать сверхов даже в подвыпившем и слегка неадекватном состоянии. Во-вторых, следить за людьми и по возможности ограничивать их поток. А как отличить сверха от человека? Да очень просто — по глазам. И при этом лишний раз заглядывать в ясны-очи всех входящих не рекомендовалось.
— Метаморфы, особенно те, которые превращаются в кого-нибудь хищного, вполне могут счесть подобное поведение агрессией, — объяснял Эд так, словно в том не было ничего странного. — Мы же с тобой обязаны излучать доброжелательность в любой ситуации и вообще уметь разруливать ситуацию эту словесно. Понимаешь почему?
— Прибыль. Станем грубить — потеряем завсегдатая, — не сомневаясь в правильности ответа, сказал Женька.
— Поскольку любой сверх сильнее человека априори! — покачал головой Эд. — Не все в этой жизни деньгами меряется. А еще… при прямом взгляде глаза в глаза ведьмы зачаровать могут, колдуны — навесить какую-нибудь пакость вроде порчи, ну и далее по списку.
Эд учил отличать одних от других по косвенным признакам: манере держаться и говорить, но для Женьки в первый раз столкнувшимся с подобным наплывом сверхъестественного, вообще узнавшего о существовании теневой Москвы лишь несколько часов назад, подобное было слишком.
— Ничего. Вникнешь, — уверял Эд. — Поначалу все путаются, зато потом с полувзгляда научишься отличать. И на улице тоже. Здесь не требуется ни особого зрения, ни формул. Только лишь навык, а навыки — дело наживное.
Женька кивал
— Ладно… — вздохнул Эд часа через три, когда серенькое столичное утро все же вошло в свои права, — потока нет, бояться некого: сверхи в большинстве своем ночные животные.
— И Некр?
— Он, скорее, суточный, — Эд не слишком весело усмехнулся, и стало понятно, что за своего начальника он вполне искренне переживает. — Спит только когда дают, а дают нечасто.
Можно было расспросить подробнее, но Женька задавил искушение в зародыше: не ко времени и не к месту проявлять любопытство, да и напарник не производил впечатления сплетника и отвечал только на вопросы, касающиеся работы, или, когда сам желал.
— В общем, я отлучусь, а ты пока на дверях постой, — сказал Эд.
Женька поежился. Оставаться одному ему не хотелось, но делать было нечего.
— Хорошо, — кивнул он и едва не ляпнул чего-нибудь детско-сопливого в духе: «Ты только поскорее возвращайся!».
От самого себя стало тошно: раскис, чудушко половозрелое, как бабушка говорила. Если он сегодня первый день работает, напарнику и в сортир отлучаться нельзя? И как работать, если рука сама тянется к «капле»?
Женька представил, какие неописуемые ощущения постигнут Эда в сортире, если он таки схватится за амулет связи, и фыркнул. Да уж, забавно. Интересно, сколь скоро он вылетит отсюда? А если и не уволят, то живьем сожрут.
«Человечишка-челобречишка. У двери поставили, сверх чихнет — штаны менять придется. Лучший представитель человечества, етить-колотить», — язвил он над собой, чтобы хоть чуть отвлечься, потом, минут через пятнадцать, стало легче, а затем и вовсе отпустило.
Было действительно спокойно. Огромные настенные часы, стилизованные под раскручивающуюся спиральную галактику с цифрами-планетами и стрелками-болидами, показывали около девяти. И кто в такое время сунется в центр досуга? Скукота. Благо, торчать у самого входа никто не заставлял: внутри специально для привратников стояли четыре удобных глубоких кресла, примостившиеся полукругом возле треугольного столика. На овальном подносе с филигранными краями в доступности всегда находился небольшой медный самоварчик, кофейник и чайник, не остывающие, видимо, по какому-то волшебству, шоколадные конфеты, баранки и печенье в хрустальных вазочках, а под столешницей — ящик вина, что особенно радовало и удивляло. Чашки и бокалы тоже наличествовали, а еще — полное отсутствие того, что Женька мнил стилем.
Часы подходили для современного офиса или квартиры. Кресла и самоварчик, поднос, выглядящий предметом искусства, хорошо смотрелись бы на даче, но плохо сочетались с искусственным белым светом, полом, отделанным плиткой под темный мрамор и такими же стенами с бра в стиле готических факелов. Даже подобие хрустальной люстры здесь имелось, висевшее на внушительном крюке и бронзовой цепи со звеньями в палец толщиной — дальше по коридору перед темно-синими вышитыми серебряными узорами тяжелыми портьерами. За ними располагался круглый зал с зеркальными стенами, полом и потолком. Множество полукруглых арок уводили из него в другие помещения терема, который все больше походил на дворец. Казалось, внутри места значительно больше, чем снаружи.