Перелом
Шрифт:
— Доктор Бауман, — напевно произнес Рэндольф, — вы хотели стать доктором с того момента, когда вам в возрасте четырех лет подарили игрушечный медицинский набор и вы начали лечить родителей и старшего брата. Но насколько мне известно, в вашем детстве произошло событие, которое укрепило ваше желание избрать эту человеколюбивую профессию. Не могли бы вы рассказать нам об этом событии?
Крэг откашлялся и начал:
— Мне было пятнадцать лет, и я учился в десятом классе. В то время я был менеджером нашей футбольной команды. Я хотел играть, но, к великому разочарованию моего отца, в команду не попал. А мой старший брат был там звездой. Итак, меня называли менеджером, а на самом деле я был всего-навсего разносчиком воды. Во время тайм-аутов я выбегал на поле с ведром, черпаком и бумажными стаканчиками. На одном из матчей игрок получил травму. Был объявлен тайм-аут. Я выбежал на поле с ведром и увидел, что травмирован мой друг. И я побежал к другу. И то, что я увидел, меня крайне испугало. Он сломал ногу так, что его ступня смотрела куда-то в сторону. Парень корчился от боли. А я ничем не мог ему помочь. И тогда я сказал себе, что просто обязан стать доктором.
— Весьма трогательная история, — сказал Рэндольф, — и весьма важная для понимания вашего характера. Вы сопереживали боль, и именно это сопереживание подвигло вас избрать медицину. Ваш путь к этой альтруистической профессии лежал через тернии, доктор Бауман, и на этом тернистом пути вам пришлось преодолеть множество препятствий. Не могли бы вы рассказать суду о вашей жизни, достойной пера Горацио Элджера?
Прежде чем ответить на вопрос, Крэг расправил плечи.
— Протестую! — выкрикнул, вскакивая, Тони. — Не имеет отношения к делу!
Судья неторопливо снял очки.
— Советники, подойдите ко мне.
Рэндольф и Тони повиновались.
— Послушайте! — сказал судья, указывая очками на Тони. — Вы поставили личность ответчика в центр стратегии истца. Несмотря на все протесты мистера Бингема, я позволил вам это сделать при условии, что на это имеются основания. Надеюсь, что таковые будут. Но что дозволено гусыне, то дозволено и гусаку. Присяжные имеют полное право узнать о мотивациях доктора Баумана и его учебе. Я ясно выразился?
— Совершенно ясно, ваша честь.
— И в дальнейшем я не потерплю возражений по этому поводу.
— Понимаю, ваша честь, — сказал Тони.
Рэндольф и Тони вернулись на свои места — Тони к столу истца, а Рэндольф на трибуну.
— Протест отклоняется, — заявил судья Дейвидсон. — Свидетель может отвечать на поставленный вопрос.
— Вы помните вопрос? — участливо поинтересовался Рэндольф.
— Надеюсь, что помню, — ответил Крэг. — С чего начать?
— Думаю, что лучше всего с самого начала, — ответил адвокат. — Насколько я понимаю, вы не получили родительской поддержки.
— Во всяком случае, со стороны отца, который правил домом железной рукой. Он не очень любил детей, и в первую очередь меня, поскольку я не играл ни в футбол, ни в хоккей, как мой брат Леонард. Отец считал меня неженкой, о чем неоднократно говорил вслух. Когда моя мать случайно обмолвилась, что я хочу стать врачом, отец ответил, что только через его труп.
— Он использовал именно эти слова?
— Совершенно точно! Отец был водопроводчиком и называл всех, кто получил высшее образование, шайкой воров. Отец не хотел, чтобы его сын стал частью этого мира, что понятно, поскольку он сам даже не закончил школу. Ни один из членов моей семьи — как со стороны отца, так и со стороны матери — не ходил в колледж. Мой брат, окончив школу, стал водопроводчиком и позже унаследовал бизнес отца.
— Итак, ваш отец не поддерживал вашего интереса к учебе.
— В молодые годы я читал только в клозете. По-иному и быть не могло. Были случаи, когда, застав меня за чтением, отец колотил меня. Он считал, что я занимаюсь пустым времяпрепровождением, вместо того чтобы работать по дому. Дневник с оценками я прятал от отца и просил ставить подпись маму. Я это делал потому, что у меня всегда был высший балл. Большинство моих друзей, получая А, мчались к родителям.
— Когда вы поступили в колледж, ваша жизнь стала легче?
— В каком-то смысле — да, а в каком-то — нет. Он стал испытывать ко мне отвращение и кличка «неженка» сменилась прозвищем «ученый олух». Он стеснялся говорить обо мне со своими друзьями. Но хуже всего было то, что он отказывался подписывать финансовые документы, необходимые для выделения мне стипендии. Само собой разумеется, что на учебу он не давал ни цента.
— И как же вы оплачивали учебу в колледже?
— Кредиты, награды за академические успехи и деньги за разного рода подработку. Несмотря на трудности, моя средняя оценка была не ниже четырех. Первые годы я подрабатывал в ресторанах, моя посуду и накрывая столы. В последние два года учебы я уже мог работать в лабораториях. Летом, во время каникул, я работал в больницах, выполняя все, что мне поручали. Старший брат мне немного помогал. Но Леонарду это было трудно делать, поскольку он уже завел семью.
— Поддерживало ли вас в эти трудные годы ваше стремление стать медиком, чтобы помогать людям?
— Да, очень. Особенно летом, когда я работал в больнице. Я благоговел перед докторами, и мне не терпелось стать одним из них.
— Что произошло после того, как вы поступили на медицинский факультет? Ваше материальное положение улучшилось или ухудшилось?
— Стало значительно хуже. Расходы возросли, а учеба требовала все больше и больше времени.
— И каким же образом вам удалось это пережить?
— Я брал кредиты по максимуму, а остальное зарабатывал, берясь за любую работу в больницах. Работы, к счастью, было много.
— Как вы находили на это время? Насколько мне известно, учеба на медицинском факультете отнимает все время.
— Мне приходилось жертвовать сном. Не совсем, конечно, поскольку это невозможно. Я научился использовать для сна каждую свободную минуту даже днем. Жизнь была трудной, но переносить все трудности было легко, поскольку цель казалась близкой.
— И какую же работу вы выполняли?
— Делал анализы. Чистил клетки лабораторных животных… Одним словом, делал все. Мне пришлось работать даже в секции питания медицинского центра. Но на втором году учебы я получил потрясающую работу. Я начал помогать ученому, который исследовал ионные натриевые каналы нервных и мышечных клеток. Я до сих пор продолжаю эти исследования.
— Будучи крайне занятым, какие оценки вы получали?
— Отличные. Я входил в число лучших учащихся своего курса и был членом почетного научного общества «Альфа. Омега. Альфа».