Перемена мест
Шрифт:
— Пора.
Птичка послушно принесла и разложила передо мною то тряпье, которое ей удалось найти, плюс парик, плюс ножницы и нитки. Знакомые Жанны Сергеевны были хоть и безалаберными, но приличными людьми. Мне пришлось потратить некоторое количество сил, прежде чем моя новая униформа приобрела достаточно отталкивающий вид. В заключение я зачерпнул щепотью пыль с книжной полки и, поплевав на обшлага своего теперешнего одеяния, хорошенько измазал их серой пылью. После чего пристроил тоже пропыленный паричок, нахлобучил огрызок
— Ну, как я выгляжу?
— Кошмарно выглядишь, — довольным тоном ответила птичка. — Просто блеск. В тебе умирает художник по костюмам.
— Не умирает, — произнес я не без некоего самодовольства. — Для него всегда сыщется работенка.
Выглядел я и впрямь хуже не придумаешь. Таким совершенно опустившимся бомжем в грязном оборванном ватнике, в немыслимых брюках, в опорках, только что вытащенных из мусорного ведра, с грязной спутанной шевелюрой черно-серого цвета и блуждающим взглядом алкоголика. Такого могли взять разве что в похоронную команду на самую низкую должность третьего могильщика. Да и то крепко перед этим шагом подумав.
Теперь я ничем не отличался от сотен бомжей и нищих, которые, не взирая на грозные указания нашего любимого мэра, не желали самоискореняться, а, напротив, множили свои ряды. Брезгливые менты шугали их, стараясь особенно к ним не приближаться. Впрочем, для ментов у меня всегда было удостоверение МУРа — дабы особо бдительный сержантик мог сообразить, что опер Яков Штерн на задании.
— Что ты им скажешь по телефону? — спросила птичка, отступая от меня на некоторое расстояние. Чисто инстинктивно, разумеется.
В ответ я что-то мрачно и угрожающе замычал.
— Поняла, — сказала Жанна Сергеевна, после чего грязный бомж покинул квартиру и, сутулясь, стал спускаться по лестнице.
Во дворе, как всегда, никого не было, зато в метро ехать было большим удовольствием. Несмотря на вечерний час пик, вокруг меня образовалась в вагоне небольшая мертвая зона, и я, обнаглев, через пару остановок даже присел. Мог бы даже и прилечь — народ бы не пикнул. Чужое падение в эту пропасть напоминает любому пассажиру метро о собственной полноценности. У тебя маленькая зарплата, дура жена, скверная квартирка, но у ЭТОГО-ТО вообще ничего нет, и по контрасту твоя жизнь кажется не такой уж плохой…
Осчастливив своим видом целый вагон, я без приключений добрался до заветного телефона. Покойному Петру Петровичу не было никакого смысла меня обманывать: трюк с этим автоматом они пока не раскусили. Что ж, лучшее, как известно, есть враг хорошего.
Я набрал знакомый номер.
— Алло! — откликнулся голос в трубке. Ты смотри! — подумал я. Похоже, это Колян. Реабилитирован подчистую, надо полагать. И, оказывается, не посмертно. Партия вскрыла грубые нарушения соцзаконности и доказала, что к взлому сейфа и похищению дискеты гоблин Николай отношения не имеет.
Я откашлялся в трубку и произнес:
— Привет, Колян!
— Привет… — удивленно-настороженно ответил мой знакомец. — Это кто?
Поскольку бес для особых поручений Петр Петрович меня разоблачил, хранить инкогнито было совершенно ни к чему.
— Говорит Яков Семенович Штерн, — представился я. — Давай, Коля, дуй за начальством. У меня к нему разговор есть…
Очевидно, в среду ивовых гоблинов мое имечко уже просочилось. Колян, опешив сначала от такой наглости, затем спохватился и выплюнул в трубку много грязной матерщины. Я отстранил свое ухо от трубки, позволил ругани стечь на пол, а затем сказал спокойно:
— Не зли меня, Коля. Зови начальство. Я ведь могу кое-кому напомнить, как ты мне давал наводочку на сейф.
Колян напоследок злобно каркнул, но усек и на минуту исчез из трубки. Через минуту на его месте оказался другой голос, уже незнакомый.
— Вы действительно Штерн? — строго поинтересовался голос.
— А вы сравните потом вчерашнюю и сегодняшнюю записи наших разговоров, — любезно предложил я, — и все поймете. Один ваш деятель — ныне, увы, покойный — рассказывал мне о чудесах вашей техники. Он много чего рассказал, пока не умер…
Это было почти правдой: Петр Петрович, считая меня уже практически покойником, кое о чем действительно успел натрепаться.
— Вам это так с рук не сойдет, — сказал голос чуть менее уверенно.
— Что это? — осведомился я. — На что могли рассчитывать ваши люди, затеяв пальбу в святом для москвичей книжном центре? Только на то, что и получили… Однако вернемся к нашим баранам. Когда я смогу получить любимого Макдональда?
Голос в трубке поперхнулся:
— Да вы что? Да разве…
Я сказал коротко:
— Ваш товарищ вчера тоже удивлялся по этому поводу. Считайте это моим капризом. Маньяк я, поняли? Повернутый на Макдональде.
— Хорошо-хорошо, — проговорил голос. — Мы уже все поняли. Мы догадываемся, что за люди вас наняли… нам нужно время.
Чтобы просто отдать мне чужую дискету и получить взамен свою, никакого особенного времени не требовалось. Но, как ни странно, я не стал спорить. Мне бы самому не мешало немного времени для размышлений.
— Согласен, — сказал я. — Даю вам на размышление тридцать шесть часов. После чего мне придется обнародовать сведения, которыми я располагаю.
Это было вранье чистейшей воды. Естественно, обнародовать я смог бы только результаты своих туманных бдений со словарем. И не больше.
— Вы блефуете, — возразил голос еще менее уверенно и гораздо более нервно.
— Отчего же, — нагло произнес я. — Проект «Доппель»… — На этом месте я закашлялся и вместо второй части слова пробормотал нечто неразборчивое.
Приемчик сработал.
— Мы поняли, — поспешно сказал голос с некоторыми, как мне показалось, паническими интонациями. — Не надо по телефону. Мы… мы готовы обдумать ваши условия.