Перемена мест
Шрифт:
— О'кей, — ответил я. — Я свяжусь с вами через тридцать шесть часов. Только смотрите, не наделайте глупостей…
И я бросил трубку. За то время, которое я дал «ИВЕ», мне самому предстояло разобраться кое в чем. Блеф хорош только один раз. К моменту следующего нашего свидания мне нужно хотя бы примерно знать, что же скрывает эта дискета на самом деле. И еще, сообразил я вдруг: и покойный Петр Петрович, и этот, новый, упорно вели речь о каких-то людях, меня нанявших. Меня наняла, как известно, птичка Жанна Сергеевна Володина. Но вот ОНИ-ТО о ком подумали?
Глава 6
ТРЕТИЙ МОГИЛЬЩИК
Утром я нацепил свое камуфляжное тряпье, еще раз хорошенько обсыпал все ужасные хламиды пылью, огрызок кепки натянул на самые глаза и отправился на Солянку — устраиваться в похоронную контору «Норд». На один день, естественно.
Когда я прибыл, дворик возле входа в «Норд» уже оккупировало десятка три бомжей, одетых, как я и даже еще хуже. Они возбужденно переговаривались между собой, ожидая девяти часов, когда должен был появиться нарядчик и отобрать десяток счастливцев, кандидатов на временные должности младших землекопов. Когда «Норд» был молоденькой фирмой и еще не вытеснил с рынка ритуальных услуг таких монстров, как «Вечную память» и «Реквием», здешние ребятишки вынуждены были все делать самостоятельно — в том числе и сами копать могилы по требованию заказчика. Работа, сами понимаете, грязная, а дождливой осенью — втройне. Парни же в «Норде», вроде моего дружка Миши Алехина, были людьми интеллигентными, с высшим медицинским образованием, и потому исполняли работу рядовых землекопов хоть и старательно, но с явным отвращением. Стоило «Норду» заматереть, и должности третьих могильщиков в фирме были ликвидированы как класс. Отныне любой порядочный нордовец уже пальцами не касался древка лопаты или заступа: на такую работу набирался низкооплачиваемый уличный сброд, способный под бдительной охраной (чтобы не сперли и не пропили к такой-то матери шанцевый инструмент) ковырять раскисшую землю в соответствии с похоронными стандартами. Ежеутренне дежурный нарядчик выбирал из толпы страждущих более-менее крепких дядек, давал им подышать в трубку и, убедившись, что дядьки ни в одном глазу, распределял их по участкам. Чаще всего наряды отправлял именно Алехин, ему на глаза я как раз надеялся сейчас аккуратно попасться.
Возле самой запертой двери сгрудились несколько наиболее нетерпеливых будущих гробокопателей: человек пять бомжей взяли в кружок шестого, которому — ввиду сильного кайфа — работа сегодня в «Норде» точно не грозила. Впрочем, он, как я понял, пришел сюда, просто чтобы поделиться потрясающими воспоминаниями о своем вчерашнем дне. Чтобы стать поближе к двери, мне пришлось тихо внедриться в самый бомжатник, а значит, выслушивать нетрезвый мемуар. Мемуар, впрочем, был на редкость занимательным. Оказалось, что данный гражданин не просох к сегодняшнему утру по уважительной и на редкость приятной причине. Ибо вчера вечером им был получен сказочный подарок в виде четырех бутылок красненького, килограмма вареной колбасы и белого батона. К батону и колбасе товарищи мемуариста отнеслись сдержанно, а вот упоминание о красненьком вызвало всплеск эмоций. Со всех сторон посыпались обвинения в нетоварищеском поведении и в невыполнении святой обязанности мемуариста принести хотя бы один пузырь на круг — с целью употребить в компании после трудовой вахты. Герой дня радостно-виновато оправдывался, намекая на то, что честно заначил было для друзей одну поллитру, но, пока утром добирался к братве из своего засранного Щелкова, душа очень загорелась. И непреодолимое желание было сильнее уз товарищества…
Услышав про Щелково, я насторожился.
— Эй, друг, — спросил я из толпы, — а где это у вас бесплатно выпить-закусить дают? Очень желаю съездить…
В толпе вокруг снисходительно заржали, а пьяненький именинник, подняв палец, ответил важно:
— Опоздал, землячок.
И затем, сплюнув на землю, добавил торжественно и печально:
— Такая лафа только раз в жизни бывает.
Мне тут же популярно объяснили, что вчера в Щелковском районе выбирали в депутаты нашего Авдеича и всем, кто по-честному обещал за него голосовать, хорошие люди без всяких расписок раздавали с грузовиков красненькое и закуски кто сколько в руках унесет. Судя по всему, хорошие люди действовали с размахом.
— Правда, что ли, просто так давали? — сделав недоверчивую гримасу, поинтересовался я у именинника. — А вдруг бы ты, к примеру скажем, выпить взял, а Авдеича вычеркнул… Кто бы тебя проверил?
— Да что же я, падла какая? — искренне обиделся мемуарист. — Мне люди добро делают, а им что? Дулю? Дерьма-пирога? Да если хочешь знать, я бы за Авдеича даром, всего за одну поллитру проголосовал бы! Наш он мужик, ясно? В тюряге сидит за народное счастье. Как Ленин, понял?
Бомжи вокруг стали неодобрительно
— Ты пойдешь… ты… вот ты… нет, я не тебе, морда… еще ты…
— Меня возьми, начальник! — крикнул я, протискиваясь как можно ближе к эсэсовцу Мишке.
Алехин глянул в мою сторону, сначала не узнал, нахмурился, потом узнал, с трудом удержался от улыбки и наконец сказал сурово, ткнув пальцем в меня:
— Хрен с тобой. И ты тоже.
Оставшиеся за бортом загалдели, что, дескать, я пришел позже других, но Алехин так свирепо глянул на них, что они, ругаясь под нос, стали расходиться. Десяток избранников Мишка отконвоировал на второй этаж оформлять договора, а меня в суматохе впихнул в свой кабинетик.
После чего захлопнул дверь и сказал мне, довольно усмехаясь:
— Привет частному сыску!
— Привет похоронному бизнесу! — в тон Мишке ответил я, делая подобие реверанса.
— Опять вышел на тропу войны? — полюбопытствовал Алехин, обозревая мои лохмотья. Причина моих частых превращений была Мишке давно известна.
Тем не менее я сказал:
— Что ты, родной! Пьесу «На дне» репетирую. Вживаюсь, можно сказать, в образ.
— Так-так, — подмигнул Мишка — А у меня какая будет роль в этой пьесе? Давай-давай, колись.
Я критически осмотрел одежду Алехина и ответил:
— На сцену в таком виде выпускать тебя, конечно, нельзя. Нет в этой пьесе роли эсэсовца. Придется тебе, дружок, за сценой изображать раскаты грома.
— Яволь, — щелкнул каблуками Мишка. — Я готов. Так что мне надо сделать, Яков Семеныч?
В двух словах я изложил кожаному Алехину свою просьбу. Мишка тут же порылся в пачке сегодняшних нарядов, пересмотрел все и сказал, что МОЕГО, наверное, успела перехватить «Вечная память». Однако и у «Норда» на сегодня есть заказец на ближайшем к МОЕМУ участке Солнцевского кладбища. Обслуживание по полной программе. Плюс установка мраморного монумента из материала заказчика. Вся работа займет часа четыре.
— Отлично, — кивнул я. — Запиши меня в эту бригаду. Буду яму копать и даже денег за это с тебя не возьму.
— Яш, а Яш, — осторожно осведомился Алехин. — Чегой-то серьезное намечается?
— Да не хотелось бы, — задумчиво проговорил я. Вдаваться в подробности не имело смысла, к тому же и Мишка, уважая мою работу, с особенными расспросами никогда и не встревал. — Однако мне там надо обязательно быть. И так, чтобы меня никто не узнал.
— Понял, — сказал Алехин. — Рискуешь?
— Есть немного, — согласился я. О моей дружбе с покойным, я думаю, кое-кому было известно, наверняка на похоронах меня ждали. Однако не пойти я не мог. Просто по-человечески. Ко всему тому мне было и любопытно, КТО может прийти туда по мою душу. Такое вот частно-сыскное любопытство с похоронным отливом. Коктейль из чувства долга и куража. Та еще дьявольская смесь, доложу я вам.
— Только с этими не заводись, — проговорил Мишка, — с напарничками своими по бригаде. Я-то знаю эту публику, за рюмку водки живого человека в гроб положат и скажут, что так и было… И зря ты меня эсэсовцем обзываешь, — продолжил он грустно. — Мы сперва, как только бомжей этих в землекопы начали вербовать, хотели с ними по-людски. На пьянство глаза закрывали, на качество работы. Платим-то мы им сдельно, заработал — сразу получи. И отовариться можно сразу в «Норде», на тридцать процентов дешевле, чем в городе; только для своих.