Перемена мест
Шрифт:
Автостоянку на этот раз сторожил не тот парень, которому я сдавал на хранение свой «мерседес», и это было замечательно. Боюсь, что парень не пережил бы спокойно превращение флегматичного бундеса в чучело, обмотанное гирляндами аксельбантов. За рулем я снял плащишко, нацепил фуражку с золотым шнуром — и мы помчались в аэропорт. Времени было уже впритык, однако мы надеялись успеть… и мы успели. Сообщение о том, что самолет авиакомпании «Дельта», следующий из Нью-Йорка, произвел посадку в аэропорту «Шереметьево-2», застало нас уже в зале ожидания. Здесь было так шумно, так людно и публика была такой экзотичной, что мои позументы воспринимались почти нормально. Что касается Жанны Сергеевны, то
В толпе встречающих самолет из Нью-Йорка находилось немало крепких парней, лица которых не были чрезмерно отягощены интеллектом. Возможно, это и были посланцы «ИВЫ». Зато уж пестрая группа деятелей с микрофонами и телекамерой наверняка ожидала именно Стивена. Будь на месте Макдональда какая-нибудь литературная величина покрупнее типа Кинга или там Воннегута, телевизионщиков или репортеров было бы не в пример больше. А так сочинитель триллеров годился лишь для репортажа на полминуты. Я — так и вовсе полагал, что репортажа сегодня у них не будет. Не отдадим мы Стивена в цепкие лапы телевизионщиков, никому вообще не отдадим…
По моим расчетам, минуты через две первые гости из солнечного Нью-Йорка должны были показаться в пределах прямой видимости. Ничто не предвещало беды. Публика еще не знала, что в ста метрах от того места, где мы стояли, террорист заложил бомбу в урну для мусора… И правильно, кстати, что не знала: никакого террориста и никакой бомбы на самом деле не существовало. Но вот урна была. И почти игрушечная светошумовая гранатка с химическим взрывателем и простеньким таймером действительно была мною туда подброшена ровно пять минут назад. Подобное оружие по своей убойной силе можно было сравнить разве что с незаряженным пистолетом — грозная видимость и ноль поражающего эффекта. Я очень любил такие психологические штучки: они позволяли устраивать бурный переполох без жертв.
— Пора, — шепнул я птичке. — Пошли американцы. Как только заметите что-то подходящее, переворачивайте плакат и действуем по плану. Вы его внешность хоть примерно представляете?
— Примерно, — так же шепотом ответила птичка. — По портретам. Красивый, чуть за сорок…
— Тогда первый, что идет, — не Макдональд, — глубокомысленно заключил я, наклоняясь к самому уху Жанны Сергеевны.
Первой, кто прошел таможенную проверку и появился на выходе, была симпатичная пожилая американка с грудой чемоданов. Затем показалась супружеская пара, обоим лет по двадцать. Потом — мисс в темных очках, весьма хипповатого вида. Затем — пара школьников…
Я глянул на часы. Ровно через минуту начнется тарарам. Если мистер Макдональд не поторопится, он пропустит потрясающую сцену для какого-нибудь своего будущего триллера. На тему «Терроризм в русском аэропорту». Тысяч пять одних статистов — в роли пассажиров и секьюрити. Замаскированный лампасами
— Опять не он… — с досадой прошептала птичка.
Из дверей выполз пожилой толстый боров, весь обвешанный чемоданами. Он отдувался, пыхтел, невнятно ругался, но не выпускал ни грамма ценного груза. Это наверняка был наш соотечественник, нагруженный сувенирами с Брайтон-Бич. Боров продвигался целеустремленно, но медленно; на добрых полминуты он загородил все, и не было видно, кто идет следом.
Я посмотрел на циферблат. Осталось тридцать секунд.
За гостем с Брайтона шествовал изящный чернокожий пастор, весь в черном. В одной руке у него был скромный саквояж, в другой — Библия. Проповеднику слова Божьего не требовалось много багажа, ибо скорее верблюд пройдет сквозь игольное ушко, чем богач попадет в Царство Твое… Несмотря на всю напряженность момента, я усмехнулся своим мыслям. Толстому борову с Брайтон-Бич плевать было на царство небесное, а в игольное ушко он бы не пролез в любом случае.
Двадцать секунд.
Вслед за пастором вышла эффектная блондинка, чем-то похожая на красавицу Белоусову. Такая же высокая, стройная. Хау ду ю ду, мысленно поприветствовал я ее. Вэлкам в страну белых медведей.
Десять секунд.
— Это не он? — быстро спросил я у птички.
Высокий, симпатичный, лет тридцати пяти. Правда, может, и за сорок. Это только у нас мужчине можно дать больше, американцы умеют выглядеть моложе своих лет. Вечные мальчики и девочки.
Птичка с лихорадочной поспешностью вывернула свой плакат Макдональдом наружу. Симпатичный гость удивленно вскинул брови и издали помахал рукой. Он!
Прежде чем другие встречающие успели обратить внимание на наш плакат, урна рванула. Эффект был замечательный! В центре зала аэропорта вдруг на мгновение образовался филиал весенней грозы, с шаровой молнией и мощным раскатом грома. Дождя и ветра, правда, не наблюдалось, но я ведь и не Илья-пророк! Действую в пределах возможностей, ограниченных скромным арсеналом. Театральной, в общем, пиротехникой. Толпа испуганно отпрянула от эпицентра, ожидая вслед за световым излучением какой-нибудь там ударной волны, а то и проникающей радиации. Гражданской обороне мы все учились понемногу. Однако уже мало кто помнил, какой поражающий фактор следует за каким. Да я и сам не помнил.
Крепкие мальчики профессионально-умело рассредоточились, телевизионщики с профессиональным безрассудством бросились к эпицентру взрыва, зато все остальные в толпе не были даже любителями и кинулись в разные стороны. Мгновенно возникла свалка, послышались крики, кому-то уже отдавили ногу или руку. Толстяк с Брайтон-Бич, почти преодолевший опасную зону, чуть замешкался и был сметен вместе со всеми его чемоданами. К испуганным крикам добавились еще и оскорбленные толстяковы вопли, что только добавило паники. Я схватил птичку за руку, и мы укрылись за пустующей стойкой. Симпатичный Макдональд, надо отдать ему должное, быстро оценил ситуацию и, не выпуская из рук чемодана, нырнул за ту же стойку, что и мы. В отличие от бедняги Гоши Черника, этот автор триллеров, кажется, знал предмет, о котором пишет.
— Мистер Макдональд? Стивен Макдональд? — спросил я хладнокровного американца. Тот взглянул на меня и птичку Жанну Сергеевну с любопытством и без враждебности. В этом-то и был главный смысл маскарадного костюма: человек, одетый ТАК пестро, едва ли мог бы быть злоумышленником. Его нелепые аксельбанты швейцара вызывали, скорее, юмористическое чувство; а юмор — есть первый шаг к взаимному доверию.
— Йес, Макдональд! — проговорил писатель. — Ху а ю?
Все долгоиграющие объяснения я решил отложить на потом и выдал официальную версию: