Перемена мест
Шрифт:
— Какие еще данные? Какой сыщик? — повысил голос феноменальный конторец. Кажется, ему еще не доложили, что труп в «мерседесе» — не я. Ничего, через десять минут доложат. Так, Дима, так.
— Такие данные и такой сыщик, — нагло ответил Баранов. — Я рад, что вы хорошо меня поняли. На этом мы заканчиваем наше интервью в прямом эфире с… — Дима назвал должность и звание собеседника. — Следите за новостями, дорогие телезрители. Вел передачу Дмитрий Баранов, специально для тринадцатого канала.
Жанна со злостью выключила телевизор. Я сказал:
— Милая Жанна, теперь убивать меня нельзя ни в коем случае. Вы меня охранять должны — чтобы на меня пылинка не упала. Потому что моя безвременная
Жанна в бешенстве посмотрела на меня, не опуская пистолета. Дуло было направлено прямо мне в лоб.
— Это блеф! — воскликнула она. — Меня-то не проведешь, я твои штучки знаю. Нет у тебя никаких данных, сведений и материалов…
— Отчего же, — не согласился я Последнее крепкое волоконце истерлось, и теперь я мог бы освободить руки. — В желтеньком «фиате» нашлось кое-что любопытное. Бумаги кое-какие, записи переговоров, а уж память компьютера была под завязку набита всякими штуками… Например, подготовительными наблюдениями за Генпрокурором и расчетами, как сделать, чтобы пегасы наверняка зацепили Саблина. Пунктуальные были ребятки, все фиксировали, на память не надеялись. Точнее, надеялись, но не на свою… Это ясно?
— Я убью тебя все равно! — крикнула Жанна. Она уже слабо контролировала себя. — Пусть начальство само разбирается, а я тебя прикончу… Ты, ты во всем виноват! — Господи, куда подевалась нежная тихая птичка, чей голос с легкой хрипотцой еще недавно сводил меня с ума? Неужели это и есть ее второе лицо? Смотри-ка, печально сообразил я, сейчас ведь цапнет. Стюардесса по имени Жанна. Котенок по имени Гав.
Раздумывать дальше было нельзя. Я подпрыгнул, оттолкнувшись от дивана обеими руками — уже свободными. Пуля, как водится, ударила не в меня, а в спинку дивана и разворотила хлипкую обивку. Все, дивану крышка, машинально сообразил я, а сам уже падал сверху на Жанну, на лету выворачивая у нее из руки пистолет. Маленькие пистолетики плохи тем, что трудно за что-то ухватиться, и пока их выкрутишь, пули успеют натворить немало бед. На этот раз никто не пострадал, однако разрушения были произведены изрядные. Последним лопнуло оконное стекло, которое, в свою очередь, протаранил обломок люстры.
— Сколько убытков Конторе… — произнес я, тяжело дыша. Как только обойма опустела, Жанна перестала сопротивляться и я наконец выкрутил оружие из ее ладони. Только сейчас я обратил внимание, что осколочный дождь и прочие разрушения застали нас хотя и совершенно одетыми, но в традиционной позе. Совершенно классической: партнер наверху, партнерша под ним. Хотя, конечно, сейчас мы были всего лишь карикатурой на любовников. И довольно нелепой, доложу я вам. В наши отношения вмешался некто третий — Контора, но брать ее дополнительным партнером для групповухи у меня не было ни малейшего желания. Для ТАКОГО извращения я был слишком целомудрен. Вуаля!
Я поднялся с полу, сунул пустой пистолет в карман и спокойно сказал Жанне:
— Вставайте тоже. Ситуация не та. И верхи не хотят, и низы не хотят…
— Ненавижу тебя, — ответила экс-птичка, медленно поднимаясь и отряхиваясь. Слова эти были произнесены безо всякого энтузиазма, скорее всего по инерции. Пружинка завода уже раскрутилась до упора, а механическая машина еще едет. Вот-вот остановится.
— Не верю, — проговорил я, беззастенчиво подражая отцу-основателю театра МХАТ. — Все эти дни вы прекрасно, очень убедительно играли Жанну Сергеевну Володину. Но сейчас вы устали, раздражены и начинаете путать реплики. От любви до ненависти, как известно, один шаг. Но вы меня никогда не любили — значит, и шагать вам неоткуда. Мы расстанемся по-хорошему. В конечном итоге лично вы никого не убивали — ни Гошу, ни Саблина, ни Пряника с Цокиным. А подлость — вещь такая, что ни под какую статью не подпадает… Да и какая тут с вашей стороны особенная подлость? Профессия у вас такая, только и всего.
— Ты… меня не убьешь? — спросила Жанна. Как мне показалось, несколько растерянно. В мирный исход нашей встречи она отчего-то поверить никак не могла.
— Нет, — кивнул я. — Вы, Жанна, меня не убьете, потому что Конторе пока это стало невыгодно. А я вас не убью, потому что…
Я сделал драматическую паузу, раздумывая, что бы сказать. Не говорить ведь правды: мол, не могу убить женщину, с которой был счастлив, пусть даже и три дня. Сказать это — означало бы расписаться перед Конторой в собственной слабости. А это мне ни к чему.
— …потому что хочу, чтобы вы напомнили еще раз своему начальству: Якова Семеновича Штерна сейчас полезнее не трогать. Так и передайте — полезнее. И про «фиат» скажите. Кстати, вот вам ключи, можете их возвратить. Все, что я хотел, я из салона давно забрал и припрятал. И вы ни за что не догадаетесь где.
По-моему, объяснение получилось убедительным. Я оставлял Жанну в живых на правах моего курьера с моим сообщением Конторе. Если в Конторе сегодня нет обыкновения ликвидировать гонцов с плохими новостями, бывшая птичка, возможно, и уцелеет. И еще постучится в дверь какому-нибудь новому придурку, и будет глядеть во все глаза и смешно, по-птичьи, склонять головку набок.
— Прощайте, — проговорил я. — Надеюсь, что больше не свидимся. — Я положил ключи от «фиата» на стол и вышел из квартиры, тщательно притворив дверь за собой. Жанна меня не провожала.
Выйдя на улицу, я стал соображать, куда бы мне пойти и что, собственно говоря, теперь делать. Все сказано, все сделано. Диме Баранову подарена сенсация, и он уже справляется без меня. Майору Окуню и моим бывшим коллегам с Петровки доверена приятная обязанность раскрыть громкое дело и посадить в калошу коллег с Лубянки. Даже стюардессе по имени Жанна поручена ответственная миссия предостеречь Контору. Все заняты, все при деле. Пойду-ка я просто прогуляюсь. Я неожиданно понял, что все эти последние дни я ни разу ПРОСТО не гулял по своей любимой Москве, а только рыскал в поисках чего-то и маскировался. Все, на сегодня работы не будет. Правда, Виталия Авдеича так просто не возьмешь, и майор Окунь мог бы… Нет, на сегодня — все. Гулять — так гулять.
Я сел в метро, доехал до Арбатской и с наслаждением влился в толпу, текущую мимо киосков, продуктовых, галантерейных и книжных — о Господи, книжных! — лотков. Как и все, я задерживался возле каждого яркого прилавка, интересовался, приценивался, а в подземном переходе чуть было не поддался на уговоры веселого художника попозировать ему за символическую плату в десять баксов.
Двигаясь неторопливо по Новому Арбату, я последовательно заходил то на почту, то в аптеку, добрел до Дома книги и вдумчиво обследовал все отделы, даже букинистический, который здесь не любил. В отделе канцпринадлежностей на первом этаже я разжился отличной разноцветной сумкой с картинками. С одной стороны сумки мне улыбнулась златовласка Белоусова, а с другой — хитро и весело прищуривался толстощекий Борис Борисович Аванесян. В сумку между златовлаской и Борисом Борисычем поместился десяток книг, которые я уже видел в «Олимпийце» и давно хотел приобрести… Что бы еще такого сделать? Ах да, конечно.