Перемены. Адская работенка
Шрифт:
Я вышел забрать почту и прогулять Мыша на маленьком заднем дворе, а Молли, Сьюзен и Мартин тем временем выскользнули из дома под прикрытием завесы – что-что, а завесы у Молли получаются высшего класса. Я дал Мышу на все его дела пять минут, потом кликнул его, и мы вернулись домой.
Молли опередила меня – за это время она успела вывести Сьюзен с Мартином за пределы видимости любого, кто устроил бы наблюдение за моей дверью, и вернулась обратно.
– Ну как? – поинтересовалась она как будто невзначай. Но я-то ее достаточно знаю, чтобы понимать, когда ей важно знать мое мнение.
– Чисто
Она кивнула – чуть более энергично, чем требовалось бы для простого подтверждения. Адские погремушки, я очень хорошо понимал, как она должна себя чувствовать: отчаянно желать продемонстрировать учителю свой талант, свое умение. Мне, например, понадобилось лет десять на то, чтобы более или менее разумно оценить прошлое – и понять, каким неопытным и глупым я был в ее годы и как мне повезло, что обучение не стоило мне глаза или пальца.
Я не слишком беспокоился, посылая девчонку на задание. Поручение я ей дал несложное, да и Фортхилл относился к ней с симпатией. Боец из Молли не самый грозный, зато она хорошо умеет избегать драки, если ее вовремя предупредить об опасности, – для этого я и отправил с ней Мыша. От внимания моего пса мало что ускользает. Если вдруг возникнет угроза, Мыш предупредит ее, а там раз-два, фокус-покус – и где они оба?
С ней все будет в порядке.
– Не задерживайся, – наставлял я ее. – Ушки на макушке. Не лезь на рожон. Не то лишу годового жалованья!
Она улыбнулась в ответ:
– Так вы же мне все равно ничего не платите.
– Вот черт! – сказал я. – Опять не повезло.
Она просияла очередной улыбкой и выбежала за дверь. Мыш следовал за ней по пятам с самым серьезным видом, насторожив уши. По пути он прихватил со столика свой кожаный поводок: Молли совсем забыла про городские законы о выгуле собак. Впрочем, не думаю, что Мыша особенно волновали законы. Согласно моей теории, он предпочитает ходить на поводке только потому, что люди относятся к огромной собаке спокойнее, если она «разумно ограничена».
В отличие от меня, он вполне социальный тип. Точнее, собака. А, ладно, не важно.
Я подождал, пока заведется мотор «жучка», и запер дверь. Потом взял распечатки Мартина, сдвинул ковер, закрывавший люк в полу гостиной, и спустился в свою лабораторию.
– Моя лаборатория, – произнес я, растягивая каждый слог. – Почему, когда я говорю это, мне всегда хочется добавить «муах-ха-ха-ха-ха»?
– Перебрали ужастиков от «Хаммер-филмз»? – послышался снизу ехидный голос.
Я добрался до последней ступеньки, пробормотал заклинание и сделал широкий пасс рукой. Тут же зажглась дюжина свечей.
Моя лаборатория не отличается изысканностью обстановки. Это бетонная коробка – фундамент жилого дома. Должно быть, когда дом строился, кто-то поленился заполнить это пространство землей или гравием. Вдоль стен тянутся полки и столы, забитые всяким чародейским хламом. В центре помещения стоит длинный стол, почти полностью занятый отлитым по частям из олова масштабным макетом центра Чикаго – вплоть до уличных фонарей и деревьев.
У моей ученицы тоже есть свое рабочее место – маленький столик между двумя стеллажами. На столике постоянно добавлялось тетрадок, инструментов и материалов, но ей каким-то образом удавалось сохранить хотя бы часть его поверхности свободной. Все у нее было аккуратно разложено и безукоризненно чисто.
За последний год я усовершенствовал свой круг для заклинаний – пятифутовый обруч из свитых вместе медных, серебряных и железных жил, вделанный в бетонный пол. Обруч, заказанный у гнома – серебряных дел мастера, обошелся мне в три штуки зеленых. Сами материалы стоят не так дорого, но гномы терпеть не могут работать с железом и соглашаются на это только за солидную компенсацию.
Каждая вплетенная в круг металлическая жила покрыта рунами и знаками, позволяющими контролировать магические энергии на порядок лучше, чем любой простой круг. И символы на каждой жиле разные, вырезанные с точностью, на которую способны только гномы… ну, может, еще компьютеры. По всему кругу мерцали крошечные вспышки вроде статических разрядов, но мягче, более текуче – красные, голубые, зеленые.
Для чародея я сравнительно молод, однако кое-что иногда мне удается на славу.
Одна полка заметно отличается от всех остальных. Это обычная доска, по обоим концам которой громоздятся вулканические конусы оплывшего свечного воска. В центре полки белеет человеческий череп, окруженный любовными романами в мягких обложках. Стоило мне спуститься, как в пустых глазницах черепа затеплились оранжевые огоньки. Светящийся взгляд пошарил по помещению и остановился на мне.
– Слишком много ужастиков от «Хаммер-филмз», – повторил Боб-череп. – Или, может, слишком много шоу ужасов «Рокки-хоррор».
– Дженет, Брэд, Рокки… гм, – с готовностью подтвердил я.
Подойдя к полке, я снял с нее череп и под завывание Боба, пытавшегося имитировать озвучку упомянутых шедевров кинематографа, отнес его на более или менее свободный стол. Водрузив череп на стопку тетрадей, я положил перед ним Мартинов конверт.
– Нужно твое мнение об одной штуке. – Я открыл конверт и принялся раскладывать распечатанные Мартином фотографии.
Некоторое время Боб молча разглядывал их.
– Что мы здесь видим перед собой, а? – поинтересовался он наконец.
– Суперконденсаторы, – ответил я.
– Вздор. Это гораздо больше смахивает на ритуальные принадлежности.
– Угу. Я так понимаю, именно ритуальные принадлежности проходят у них в ведомостях под названием «суперконденсаторы».
Боб принялся внимательнее вглядываться в фотографии, бормоча что-то себе под нос… вернее, под дырку, где когда-то находился нос. На самом деле никакой он не говорящий череп – он дух интеллекта, по воле случая обитающий в специально заговоренном для этой цели черепе. Чародеям он помогал с Темных времен, и если не забыл за это время больше, чем мне вообще известно по магической части, так только потому, что он вообще ничего не забывает.
– Они отправлены одной партией. Мне нужна хотя бы приблизительная оценка того, для чего все это может предназначаться.
– Трудно судить по двумерным изображениям, – заявил Боб. – Как-то непривычно мне, когда измерений меньше четырех. – Череп в задумчивости полязгал зубами. – А больше ничего нет? Ну там, описания или еще чего?
Я заглянул в папку.
– Только инвентарный список. – Я ткнул пальцем в фотографию каменного ножа и сверился с номером. – «Кремневое лезвие», – прочитал я и перешел к кирпичу с отбитыми углами. – «Кирпич».