Перемещенцы
Шрифт:
— Вот еще, на всяких рабов посуду марать.
— Хонька!
Видно что-то в ее лице изменилось, потому что парень моментально скрылся в корчме и через минуту появился с обгрызенной деревянной ложкой, к которой прилипли несколько коричневых зерен. Арина с негодованием узнала в ней ложку, которой Ташка обычно размешивала тюрю — густую зерновую смесь, ежедневно запариваемую для прожорливых тетерей. Хонька сунул ложку в руки смущенного таким вниманием раба и опять подпер столб. Арина только скривилась, но промолчала, поняв, что большего добиться все рано невозможно.
— Благодарю, яресса, — мальчишка-раб низко поклонился, вызвав этим у женщины очередной прилив жалости.
— Ты кушай,
Худенький, угловатый, с тонкими запястьями и торчащими из-под штанов худыми лодыжками, он больше походил на девочку-подростка лет тринадцати, чем на парня. Немного вытянутые к вискам большие светло-карие глаза с красноватым отливом, темные длинные загнутые вверх ресницы, тонкий изящный носик, маленький аккуратный рот. На глаза спадает копна серых волос, которые так и хотелось собрать в хвост и перетянуть красной лентой. Почему-то Арине казалось, что под густыми волосами скрываются остроконечные ушки. Одет мальчишка был в залатанную, застиранную одежду, явно с чужого плеча. Сразу бросалась в глаза неуместная на фоне нищего одеяния витая гривна, сплетенная из двух расплющенных проволок, покрытых символами, которая обвивала шею подростка. Арина сразу узнала свое любимое серебро. Одна нить светлая, вторая черненная.
— Как тебя звать, малыш? — спросила она, когда мальчишка тщательно облизав ложку, выпил молоко и аккуратно сложил посуду стопочкой.
— Кейко, яресса.
— А сколько тебе лет?
— Не знаю, яресса. Меня нашли в день Многоликого восемь лет назад. В то время я еще плохо ходил. Возможно, мне уже был год или чуть больше.
Арина прикинула, по земным меркам Кейко сейчас лет двенадцать-тринадцать.
— А как ты попал к этому… — она мотнула головой в сторону корчмы.
— Милорд Артуари выкупил мой долг у старосты деревни Глушки, яресса.
— Он тебя обижает? — Арина и сама понимала, что вопрос прозвучал совершенно уж по-детски, но он непроизвольно слетел с ее губ, прежде чем она задумалась о его смысле.
— Нет, яресса. Милорд Артуари хороший хозяин, — Кейко запнулся, — Справедливый. А его брат, милорд Сотеки, так вообще веселый и добрый, он даже…
Тут Кейко побледнел, уставившись расширенными от ужаса глазами куда-то за спину Арины. Девушка быстро обернулась. На крыльце, с небрежной ленцой постукивая нагайкой по голенищу мягкого замшевого ботфорта, стоял пресловутый милорд Артуари и с нескрываемым недовольством смотрел на Кейко.
— Обсуждаешь хозяев? Ты ведь помнишь, какое наказание я тебе за это обещал? — прошипел он, медленно спускаясь с крыльца.
Арина перевела взгляд на Кейко и увидела, как у того подкосились ноги и он упал на колени, уронив в пыль грязную посуду. Хоньку словно ветром сдуло.
— Милорд, я не обсуж…
— Молчать!
И тут Арина не выдержала. Да плевать, что он какая-то там шишка, благородный человек, или даже не человек вовсе! Но так обращаться с ребенком! Как тогда, в лесу, в груди разгоралась ненависть, злость и неистовая ярость. Словно берсеркер, она выступила вперед, прикрывая собой Кейко и уперев руки в бока, выдала замысловатую, пятиэтажную конструкцию на великом и могучем, которую потом так и не смогла вспомнить. Надо сказать, что сия, несомненно, замечательная тирада произвела на Артуари огромное впечатление. Он, по-видимому, никогда не слышал от леди таких слов. А то, что слова эти в приличном обществе повторять нельзя, рабовладелец не сомневался. А Арина распалялась все больше, сыпля знакомыми со времен социалистического детства лозунгами.
— Да что ты себе позволяешь! Ты! Здоровый, сытый ублюдок, не смей трогать ребенка! Легко быть сильным со слабым, а ты попробуй справиться с достойным тебя противником. Ты что не видишь, что он сейчас в обморок упадет! Как ты вообще мог купить ребенка?! Неужели не смог просто нанять слугу? Рабство — это мерзко! А эксплуатация ребенка — это мерзко в тройне! Унижая беззащитного, ты в первую очередь унижаешь себя!
— И что ты сделаешь, женщина?
Артуари, до сих пор с удивлением слушающий возмущенные речи Арины, с пренебрежительной улыбкой подошел вплотную к разгоряченной девушке и хищно втянул воздух, словно к чему-то принюхиваясь.
— Отпусти его, иначе я тебя прибью! — Арина постаралась не отводить взгляда от смеющихся глаз воина.
— Яресса, не надо… — сдавленный шепот сзади только придал ей уверенности.
Неожиданно Артуари рассмеялся. Он смеялся, запрокинув голову назад — искренне, задорно и…обидно. Арина в растерянности отступила на шаг. Все еще посмеиваясь, воин молниеносным движением выхватил из ножен кинжал и протянул его девушке рукоятью вперед.
— Я даже защищаться не буду. Если ты сможешь меня, хотя бы ранить, так и быть я не стану отрезать болтуну язык, а заменю наказание на к'тош [12] . — Он с отстраненным интересом смотрел на Арину, как смотрит на молодого неопытного волкодава матерый волк.
12
К'тош (рэквау) — двойная плеть аналогичная нагайке.
Арина растерялась. Весь ее боевой задор куда-то моментально пропал. Одно дело угрожать и совсем другое воплотить угрозы в жизнь. Девушка автоматически взяла кинжал. Тяжелый, хищный, с обоюдоострым клинком и ажурной гардой в виде переплетшихся змей. По лезвию пробегали голубоватые искры. Она некоторое время полюбовалась на прекрасное оружие и со вздохом, зажмурив глаза, не задумываясь ни на секунду, резко выбросила руку перед собой.
Как легко, сидя у костра или лежа дома под теплым одеялом мечтать о справедливом возмездии, представлять, как хладнокровно расправляешься со злодеями. И как страшно чувствовать клинок мягко входящий в живую плоть. Сзади вскрикнул Кейко. Арина открыла глаза, в недоумении глядя на кисть все еще сжимающую рукоять кинжала, который торчал из тела Артуари. В панике девушка выпустила кинжал и отскочила от недоверчиво смотрящего на живот воина. В глазах у нее потемнело, в виске застучала одна-единственная мысль: «О, боже! Я его убила! Но как? Как я смогла?»
— Молодец, — в голосе Артуари сквозило удивление и легкое уважение. — Кейко, баярд!
Он протянул рабу маленький темный пузырек, другою рукой резко выдергивая кинжал и тут же зажимая рану кулаком. С тихим хлопком Кейко с усилием вытянул пробку.
— Помогай, раб.
Подкидыш быстро расстегнул на хозяине жилет и задрал вверх рубашку, оголяя мускулистый загорелый живот по которому стекали струйки крови. Больше Арина ничего не видела. Впервые в жизни она упала в обморок.
Когда девушка очнулась, над нею с загадочной усмешкой стоял Артуари, а Кейко смущенно мял в руках мокрую белую тряпицу, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся шелковым носовым платком.
«Надеюсь, он чистый, а то с этого высокородного станется и многократно использованный подсунуть» — подумала Арина про себя, а вслух пробормотала себе под нос:
— Довели бедную девушку до обморока.
— Очнулась, некра?
— Дерьмо, — выругалась Арина по-русски, медленно поднимаясь на ноги. — Дерьмо! — Еще раз с выражением повторила она, увидев, что воин спокойно двигается и умирать, похоже, не собирается.
— И откуда ты такая взялась? — задумчиво поинтересовался Артуари, явно не ожидая ответа на свой риторический вопрос.