Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Брат и жена его проводили меня до Батума. Железная дорога на этом пути переваливает через горы и отличается необычайной живописностью. Самый Батум лежит в бухте, окруженной со всех сторон высокими лесистыми горами, из-за которых виден и снежный главный хребет. Климат, судя по пальмам, растущим в городском саду, близок к ниццкому. Провел там сутки и вечером тридцатого числа сел на французский пароход, идущий прямо в Марсель, с остановкой на сутки в Константинополе. Боясь холеры или, лучше сказать, карантина, установленного во Франции, пароходы эти не заходят в Италию, и, ввиду карантина и недостатка времени на путешествие по Италии, я решился на сей раз миновать ее и ехать прямо в Париж. В Константинополе мы будем завтра, а оттуда до Марселя шесть дней пути. До сих пор путешествие мое вполне благополучно; погода стоит удивительная, море тихо, как зеркало, берега красивые, наконец, и самый пароход достаточно удобен и комфортабелен. Останавливались мы уже несколько раз, и всего дольше в г. Трапезунде. Я с Алексеем
Общество, среди которого я еду, довольно симпатично, особенно батумский турецкий консул, необыкновенно милый старик, превосходно говорящий по-французски и немножко по-русски. Еще едет семейство батумского купца-итальянца, состоящее из матери и трех дочерей неописанной красоты. Впрочем, я вижусь с ними только во время завтрака и обеда. В остальное время дня сижу в своей каюте или отыскиваю такой уголок на палубе, где можно уединиться, читать и смотреть на море и на гористый берег, виднеющийся всё время в некотором отдалении. Я еще не знаю, поеду ли из Марселя прямо в Париж или в Виши, но, во всяком случае, прошу Вас, дорогая моя, адресовать мне письма в Париж.
14, Rue Richepanse.
Я сохранил о Тифлисе и о моем месячном пребывании там самое отрадное воспоминание. Давно мне не приходилось среди городской жизни, несмотря на все докуки светской суеты, чувствовать себя столь веселым, бодрым и счастливым. Дело в том, что, по какому-то необыкновенно счастливому стечению обстоятельств, люди, с коими мне приходилось сталкиваться, необыкновенно милые и мало требовательные. Меня, по возможности, оставляли в покое настолько, что я даже мог немного заниматься.
Писал я Вам из Тифлиса несколько раз. Надеюсь, дорогая моя, что все эти письма Вы получили.
Завтра рано утром буду в Константинополе и пошлю оттуда письмо это.
Будьте здоровы, счастливы и не забывайте неизменно и безгранично Вам преданного
П. Чайковского.
325. Мекк - Чайковскому
Москва,
11/23 мая 1886 г.
Милый, дорогой, несравненный друг мой! Я уже и счет времени потеряла, сколько не писала Вам, но это совершенно не по моей вине, а потому, что Вы не давали мне Вашего адреса и отовсюду назначали Ваш выезд раньше, чем действительно выезжали. Так из Майданова Вы писали мне, что выезжаете 12 марта, и я получила это письмо так, что мое письмо Вас не могло бы уже застать в Майданове, а между тем Вы выехали после двадцатого. Потом я очень хотела написать Вам в Тифлис, но Вы не дали мне Вашего адреса, а Коли не было в Москве, они на другой день моего приезда уехали в Каменку, и я ни у кого не могла получить адреса Анатолия Ильича. Поэтому на пасху я послала Вам наудачу поздравительную телеграмму, адресуя просто: Тифлис, Петру Ильичу Чайковскому, в надежде на то, что, вероятно, Анатолия Ильича уже достаточно знают и телеграмма моя дойдет до Вас, но, как видно. Вы ее не получили. Я получила все Ваши письма и телеграмму на праздник и благодарю Вас бесконечно, мой милый, дорогой друг, за то, что давали мне известия о себе, но прошу Вас усердно на будущее время давать мне возможность писать Вам, указывая мне средство, как адресовать мне, и указывая его заблаговременно, а то мне очень, очень грустно, когда я долго не могу писать Вам.
Мне ужасно было приятно узнать, что в Тифлисе Вам делали такие горячие овации; слава богу, что у нас, наконец, умеют ценить свое. Я еще ни в каком виде не успела познакомиться с “Манфредом”, но если он вышел для фортепиано в четыре руки, то я его сейчас приобрету. Еще меня очень интересует Ваша фантазия для фортепиано с оркестром, о которой я узнала от Коли, так как он от нее в восторге. Анну я видела только несколько часов после моего приезда в Москву, потому что они уехали на другой день в Каменку, где Анна и пробудет до августа, а летом и Коля проедется в отпуск, чтобы побывать в Копылове. В настоящее время я занята покупкою домика для Коли и вчера кончила торг: за шестьдесят тысяч рублей маленький, но очень миленький домик на Малой Никитской, близко Садовой, а то по квартирам очень неприятно кочевать, в особенности, когда будет ребенок. Они очень счастливы этим ожиданием. Дай бог, чтобы все окончилось благополучно. Анна, действительно, очень похудела, но это к ней идет и, я думаю, лучше для ее здоровья. Сашу мою я еще не видала, но, по слухам, ее здоровье до крайности меня беспокоит. Нервы ее в страшном состоянии, и к тому же она опять в таком положении, а ведь это шестой уже; слишком тяжело. Соня со своим маленьким мальчиком теперь у меня, но на днях уедет в свое имение в Тверскую губернию. Я перееду в Плещееве, если бог позволит, в эту субботу, 17
Н. ф.-Мекк.
326. Чайковский - Мекк
Марсель,
13 мая 1886 г.
Милый, дорогой друг мой!
Путешествие мое морем из Константинополя, продолжавшееся ровно неделю, можно назвать необыкновенно удачным. Погода стояла всё время великолепная. Только в продолжение одного дня (в Архипелаге) море волновалось и многие страдали морскою болезнью. Всё остальное время был полнейший штиль, и море в самом деле походило скорее на зеркало, чем на бездонную водяную массу. Самый интересный эпизод в этом плавании был проход Месс и некого пролива. Мы подошли к нему в час ночи, а между тем, уже часов за десять до того издали было видно на совершенно чистом горизонте вертикальное облако дыма, которое оказалось сильным извержением Этны. По мере того, как мы приближались, облако это делалось больше и явственнее, а после захождения солнца мы увидели и огонь, выходивший из кратера. Когда совсем стемнело, зрелище сделалось необычайно величественное и несколько страшное. Пока мы шли Мессинским проливом, а это продолжалось до самого восхода солнца, я не спал и смотрел на необычайную грозную картину извержения. Позднее мы проходили мимо вулкана Стромболи, который тоже дымился. Уже здесь, в Марселе, из газет я узнал подробности об вулканической драме, происходящей на Этне. Проход через пролив св. Бонифация (Les bouches de St.-Boniface) тоже очень интересен. Что касается парохода, на котором я ехал, то он оказался не первоклассным по удобствам, но весьма порядочным. Капитан и вся прислуга были очень любезны, вежливы и предупредительны. Пища обильная и хорошо приготовленная. В общем результате скажу, что путешествие пароходом при хорошей погоде чрезвычайно приятно и нимало не утомительно.
Марсель город хороший, оживленный и не лишенный интересности. Завтра отправляюсь в Париж, откуда вскоре напишу Вам. Очень хотелось бы знать, здоровы ли Вы; надеюсь в Париже иметь известия о Вас, бесценный, дорогой, милый друг!
Будьте здоровы и благополучны и не забывайте меня. Беспредельно преданный
П. Чайковский.
327. Чайковский - Мекк
Париж,
19 мая 1886 г.
Милый, дорогой друг мой!
Приехавши сюда, я нашел драгоценное письмо Ваше, очень, очень меня обрадовавшее. Вы совершенно правильно обвиняете меня в том, что я своевременно не извещал Вас о : перемене моих адресов. Вперед не буду забывать об этом.
Если Вы получили мое марсельское письмо, то, конечно, уже знаете, какой благополучный и во всех отношениях приятный переезд я сделал из Батума в Константинополь и Марсель. В этом последнем городе я прожил три дня и затем благополучно прибыл в Париж 16 мая и остановился в той же гостинице, где три года тому назад прожил почти всю зиму. Странное дело! Ничего особенно приятного в ту зиму не произошло; напротив, больная племянница Таня, которая была на моем попечении, причинила мне [много] горестей и беспокойств. А между тем мне приятно жить в комнате, живо напоминающей то время; как-то жаль сознавать, что оно ушло в область прошлого, и почему-то хотелось бы, чтобы оно вернулось. Прошедшего всегда жаль, должно быть, оттого, что живее помнятся хорошие минуты, а всё неприятное забываешь... или, по крайней мере, стараешься забыть.
Мне придется здесь, согласно обещанию, познакомиться с моим издателем г. Маккаром, а через него и с различными лицами из парижского музыкального мира. Это очень мне не по нутру, и я хочу отдалить на несколько времени неизбежную тягость визитов и посещений, а покамест насладиться Парижем (который в это время года особенно хорош), как я делал это прежде, т. е. бродить по очаровательному городу совершенно одиноко и свободно. Так я и делаю. Акации в цвету, каштаны отцветают, на улицах продается масса цветов, оживление необыкновенное, и благодаря чудеснейшей погоде гулять мне чрезвычайно приятно. Это, однако ж, нисколько не мешает мне мечтать о возвращении в Россию в возможно скором времени. В последние годы я как-то особенно сильно сжился с нашей милой Русью и чувствую, что уж теперь с каждым годом буду тяжелее на подъем.
Как приятно воочию убеждаться в успехе нашей литературы во Франции. На всех книжных etalages [витринах] красуются переводы Толстого, Тургенева, Достоевского, Писемского, Гончарова. В газетах беспрестанно встречаешь восторженные статьи о том или другом из этих писателей. Авось настанет такая пора и для русской музыки!
Я ничего не работаю и думаю, что это хорошо для моей усталой головы.
Будьте здоровы, дорогой, бесценный друг мой! Дай бог Вам хорошо устроиться в Плещееве.
Беспредельно преданный Вам