Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Чайковский Петр Ильич

30 мая, 2 часа.

Сегодня я хотел отправить своего Алексея в Каменку за некоторыми нужными мне вещами. Ради прогулки и чтоб разъяснить на телеграфе одно мучившее меня недоразумение (на днях сюда присылали телеграмму на имя Зайковского, и Марсель ее отправил назад, а я подозревал, что это мне), я поехал вместе с ним в Жмеринку. По дороге мы встретили человека, ездившего за почтой, а в телеграфном бюро при мне получена депеша от Анатолия, который торопит меня в Москву. С почтой же я получил Ваше письмо. Сообразивши все обстоятельства, я решил, что оставаться здесь дольше не следует. Я буду суетиться, думать о деле, об скучающем Анатоле, и это будет смущать мое удовольствие. Поэтому я решил ехать сегодня вечером и тут же в Жмеринке телеграфировал Вам и Анатолю.

Итак, еду

сегодня. Я провел здесь ровно две недели. Благодарю Вас, милый друг, за все наслаждение, которое я испытал здесь. Никогда, никогда я не забуду этих дней и буду утешать себя надеждой когда-нибудь снова приехать. До свиданья. Хочу сейчас привести в порядок Ваши ноты, в числе которых будут и мои новые три скрипичные пьесы.

П. Чайковский.

6 часов вечера.

Сейчас, приведши в порядок Вашу музыкальную "библиотеку, я долго ходил по саду и прощался с ним. Знаете ли, дорогой • друг, что мне очень, очень, очень грустно расставаться с Браиловым. Сердце мое сжимается при мысли, что мне предстоит такая резкая перемена декораций. После того сладкого мира, который я здесь вкушал, я попаду в Москву, и придется видеть столько людей, попасть в такой водоворот... Меня утешает та цель, которая призывает меня в Москву; потом мне приятно помышлять о свидании с братом и о том, что я буду так близко от Вас в течение целых двух дней. Но возвращаюсь к саду.

Он совершенно успел изменить свой внешний вид в эти две недели. Вся эта масса сирени, которая еще так недавно украшала сад, исчезла без всяких следов. Правда, что взамен ее появились розы и притом прелестные и в большом количестве, но мне все же жаль сирени, я грущу по ней, мне жутко помышлять о том, что целый год ждать ее, - целый год, состоящий из целых двенадцати месяцев, из коих каждый имеет тридцать дней! Впрочем, трудно передать то ощущение, которое я теперь испытываю. Я думаю, что Вы понимаете меня. Прошлого всегда жаль, а когда это прошлое было так хорошо, как дни, проведенные в Браилове, то болезненно жаль! Была сирень, и вот ничего от нее не осталось, были хорошие дни и прошли, и когда они воротятся??? Еще одно обстоятельство изменяет внешний вид сада: густая душистая трава, которой он был наполнен, скошена, и сено снято. От этого сад сделался кокетливее, но мне все-таки и травы той жалко, которая была свидетельницей моих первых прогулок по саду.

Я не успел сказать Вам о вчерашней прогулке, которая, к сожалению, была и последней. Ездил я на пасеку и нагулялся досыта. Пил чай на Вашем месте. Хороший это уголок; трава, как ковер, усеяна цветами, поразительно разнообразными. После чая, сидя на траве, я вздумал сосчитать, сколько различных представителей растительного царства окружало меня! Для этого я составил, не сходя с места, букет, в котором каждая травка и каждый цветок находились в числе одного экземпляра. Знаете, сколько я набрал?
– Около сорока пяти и это на пространстве двух аршин!

Благодарю Вас, дорогая Надежда Филаретовна, за предложение фисгармоники. Если она Вам ненужна, то само собой разумеется, что ей будет отведено почетное место в моем будущем жилище. Нет меры Вашей доброте. Благодарю Вас заранее за сумму, ценой которой Вы дарите мне свободу, лучшее из благ.

Сумма эта до окончания дела будет лежать у Юргенсона. Я спросил известную особу, согласна ли она, чтоб сумма эта была до разрешения развода отдана на хранение одному из трех следующих лиц: Рубинштейну, нотариусу Трескину или Юргенсону. Она избрала последнего, вероятно, оттого, что она чрез его посредство имела со мной денежные сношения. Но сумму эту к Юргенсону должен доставить я сам, ибо я уже писал ему, что привезу ее. Вообще, я полагаю, что она не может быть поручена Юргенсону прямо от Вас, дабы во всем этом деле имя Ваше не было произнесено ни разу.

Благодарю Вас также, друг мой, и за те деньги, которые Вы пришлете мне на ведение дела. Я сделаю все возможное, чтобы это обошлось как можно дешевле. Спасибо, друг мой.

Пьесы мои (посвященные Браилову) я отдал Марселю для передачи Вам. Если у Вас будет жить в Браилове Данильченко, то будьте так добры, поручите ему списать их и копию прислать, мне, не стесняясь временем, хотя

бы не ранее конца лета. Первая из них, мне кажется, самая лучшая, но и самая трудная; она называется “Meditation” и играется в tempo andante. Вторая - очень быстрое скерцо, третья - “Chant sans paroles”. Мне было невыразимо грустно сейчас передавать их Марселю. Еще так недавно я принимался за их переписку. Тогда сирень цвела еще во всей красе, трава была не скошена, розы едва начали показываться в бутонах! И вот промелькнули две недели и как быстро! С каждой минутой, приближающей меня к отъезду, я все больше и больше сознаю всю неописанную прелесть Браилова и той жизни, которую я здесь вел. Точно будто я надолго расстаюсь с дорогим и близким человеком. Известие, что Вы надеетесь в этом году получить доход с Браилова, ужасно радует меня. Если кому следует желать увеличения богатства, то это Вам. Между людьми, между богатыми, Вы представляете такое исключительное, такое изолированное явление!

Не пугайтесь за Сашу. Если он понемножку будет заниматься своей латынью летом, то переэкзаменовку он, несомненно, выдержит. Как оживится через несколько дней Браилово!

Уезжая из Сокольников, не забудьте, друг мой, написать мне в консерваторию (где я, вероятно, буду жить, так как там стоят все мои вещи), куда писать Вам. Думаю, что прямо в Браилов. Вас же попрошу адресовать по Вашем отъезде письма в Каменку, куда я ворочусь при первой возможности. Благодарю, благодарю, благодарю Вас, дорогая моя.

Ваш П. Чайковский.

153. Мекк - Чайковскому

[Москва]

31 мая 1878 г., Сокольники.

Сейчас, накануне моего отъезда в Петербург и Браилов, я получила Вашу телеграмму, бесценный друг мой, о выезде из Браилова. Очень мне грустно, что Вы его уже покинули, но, с другой стороны, меня так радует перспектива свободы, которую Вы поехали стяжать в Москве, что эта радость вознаграждает меня за то горе. Пишу Вам сегодня только несколько слов, потому что укладываюсь и собираюсь к отъезду и дела очень много. Получили ли Вы, милый друг мой, мое последнее письмо и paquet charge, посланные в Браилов? Прилагаю здесь необходимый предмет для ведения дела развода. Дай бог, чтобы оно кончилось скорее и вполне, успешно.

О другой сумме, по условию, прошу Вас, дорогой Петр Ильич, уведомить меня в Браилов, когда надо ее выслать, и я тотчас это исполню. Еще, пожалуйста, телеграфируйте мне в Петербург, Европейская гостиница, получили ли Вы ma lettre chargee в Браилове и настоящий пакет.

Я буду рада, когда Вы приедете в Каменку. Это ближе к Браилову. Да, к сведению, я пробуду в Петербурге до воскресенья 4 июня, до пяти часов вечера, а затем в Браилов, куда и прошу Вас адресовать Ваши письма. До следующего письма, дорогой друг мой. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

154. Чайковский - Мекк

[Москва]

2 июня 1878 г.

Лоскутная гостиница.

Приехал вчера, и так как в консерватории остановиться оказалось нельзя, то переехал сюда.

Lettre chargee в Браилове я не получал. Мне очень досадно, что это приведет к каким-либо компликациям [т. е. я боюсь компликаций для Вас; если же дело только за иной, то научите, что делать. (Прим. Чайковского.)]. В день отъезда из Браилова я наделал множество глупостей. Написал к Анатолию телеграмму о своем приезде и адресовал ее не так; Вам написал письмо и, вместо того чтобы привезти его, что было бы скорее, отдал на почту; в письме этом назвал, говоря о переэкзаменовке, Вашего сына Колю Сашей и т. п. целый ряд рассеянностей. Простите меня, я был ужасно огорчен необходимостью отъезда. Всю дорогу тосковал чуть не до слез. Но ехать все-таки было нужно. Условленная для удовлетворения моей жены сумма не должна быть выслана тотчас, ибо все равно дело так скоро не кончится. Пожалуйста, пусть это обстоятельство не беспокоит Вас. Нужно только, чтобы приблизительно через месяц она была у Юргенсона, потому что, как Вы увидите, друг мой, из моего последнего письма, известная особа пожелала, чтобы деньги лежали у Юргенсона.