Переплёт

РавиШанкаР

– Здравствуй, отрок Димитрий. Трудишься? Похвально. Только вот день нынче воскресный и следует его Богу посвящать. Ты ведь храм Божий не посещаешь, как бабушка твоя?

Димка неопределённо пожал плечами. В их аккуратном, но не слишком богатом дворе осанистый бородатый священник в чёрной шелковисто поблёскивающей рясе, с золотым крестом на груди и надетой под него иконкой-панагией, холёный, распространявший запах дорого парфюма, смотрелся как-то фальшиво… и так же фальшиво звучали его слова. А глаза отца Тимофея – внимательные и цепкие – заставляли насторожиться и следить

за каждым словом. К тому же в церкви Димка был только один раз в жизни – когда его крестили – и посещать это, без сомнения, богоугодное заведение желания не изъявлял.

Поэтому он как можно вежливее ответил:

– Да, в церковь не хожу. Бабушка говорит, что за нас за всех молится. А что работаю – так дрова под крышу сложить надо. Вдруг дождь пойдёт – замучаемся потом сушить. Осина же. А если вы к бабушке…

Священник как-то умильно улыбнулся и перебил Димку:

– С Надеждой Васильевной я ещё поговорю. А сначала мне бы с тобой словом перемолвиться хотелось, отрок Димитрий.

– Хорошо, – спокойно ответил Димка, хотя что-то внутри начало мелко подрагивать. Но Димка загнал это что-то поглубже и показал священнику на скамейку:

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Священник покосился на деревянную скамейку с некоторым недоумением, но всё-таки сел. Димка присел рядом и внимательно стал смотреть на священника: говорите, мол.

Священник, видимо, ожидал, что мальчишка сразу же начнёт задавать вопросы, поэтому на некоторое время повисла пауза. Но потом отец Тимофей начал разговор:

– Думаю, что стоить тебе всё же в церковь прийти, отрок…

– Зачем? – удивился Димка.

– Дошли до меня слухи о неких странных происшествиях… И все они с тобой связаны.

«Вот сволочь!» – пронеслось в голове у Димки, но он весьма натурально состроил невинное лицо и удивлённо спросил:

– Со мной? Но я ничего плохого не делал. Честное слово.

– Не делал, – согласился священник. – Однако же отроковицу Марию Рюхину ты на дороге спас, говорят, что прямо из-под колёс вытащил… И как успел – непонятно. Это раз. Когда соседи твои горели – вдруг дождь пошёл и пожар погасил. Ты при этом присутствовал. Это два. И ещё… Недавно в «Пятёрочке» злая женщина котёнка обидела… а ты его поднял… и котёнок стал живой-здоровый. Это три.

«И какая же гадина меня спалила? – пронеслась в голове парнишки мысль. – Неужели этот Никита? Да нет, он бы не сказал… Там и без него полно бабулек было, которые в церковь ходят. Может, какая-то и сболтнула священнику. А он всё сопоставил… Вот я влип… По уши влип…»

Но наружно он казался только сильно удивлённым и сам поражался, что ему пока хватает сил держать лицо. И Димка заговорил горячо и искренне:

– Ну и что? Да, Машку я спас, но я просто испугался сильно. У меня было это… как его… «состояние эффекта». А дождь тут при чём? Мы с Серёгой просто подошли, когда дом полыхал и дождь пошёл. А я что? И котёнок… Он испугался просто и сознание потерял, маленький же, а когда я его подобрал – очнулся. Вот и всё. Простые совпадения. И вы только из-за этого ко мне пришли?

– Аффекта, – невозмутимо сказал священник.

– Что? – растерялся Димка.

–

Аффекта, а не эффекта, – повторил отец Тимофей и весомо добавил, – складно врёшь.

– Что? – возмутился Димка. – Ничего я не вру, всё так и было!

Он вскочил со скамейки, добавив:

– И вообще, мне работать надо. Извините, некогда.

– Сядь! – коротко приказал священник. – Я ещё с тобой не закончил! Вижу я, отрок, что бесы овладевают душой твоей. Скажу бабушке, пусть завтра же приведёт тебя в храм! Отчитать бесов надо!

Димка устал сдерживаться, и он уже открыл рот, чтобы сказать, что думает о бесах вообще и об изгнании и роли в этом деле отца Тимофея в частности, но тут раздался спокойный голос бабушки:

– Иди в дом, Дима. Поешь. Пицца готова уже.

– Но я… – начал было Димка.

– Я сказала, иди в дом! – добавила в голос металла Надежда Васильевна. Димка опешил. Такой бабушку он видел редко, но сразу понял, что она разъярена не на шутку. Поэтому он послушно встал и прошёл в сени. Но домой не пошёл, резонно пожелав узнать, что бабушка скажет отцу Тимофею. И бабушка не подвела. Тем же металлическим голосом она отчеканила:

– Слышала я ваши, отец Тимофей, пустые речи. Нету в Димке никаких бесов и не было никогда. А вы, батюшка, мракобес, да только позабыли вы, что сейчас не Средние века, а вы не инквизитор. Уходите. И не смейте больше тревожить моего внука. Что же до меня – то ноги моей больше в храме не будет, пока вы там службы служите. Прощайте.

– Смотрите, Надежда Васильевна, против ветра плюёте, – начал было отец Тимофей. – Как бы вам не прогадать.

– Прощайте, – холодно повторила бабушка. – Надеюсь более не иметь с вами никаких дел.

Сказав это, Надежда Васильевна развернулась, вошла в сени и захлопнула дверь. Отец Тимофей остался во дворе в одиночестве, и через некоторое время скрипнула калитка.

– Ушёл, – сказала бабушка опешившему Димке, даже не думая его ругать за то, что он подслушивал. И обняв мальчика, добавила:

– Пойдем печево есть. Я молока холодного тебе налила. А потом ты мне всё расскажешь сам.

Димка растерянно вздохнул и пошёл следом за бабушкой.

Надежда Васильевна налила внуку свежего, чуть розоватого молока, подвинула большое блюдо с горкой подрумяненных калиток и второе – с нарезанной пиццей. Димка как мог пытался оттянуть неприятное объяснение, к тому же ему было ясно, что даже упомянуть таинственный браслет он всё равно не сможет – при одной мысли об этом в горле запершило, ещё немного –и он начал бы просто кашлять, задыхаясь.

К тому же никакие переживания не способны лишить молодой растущий организм здорового аппетита, и Димка начал мести и калитки, и пиццу, как не в себя. Однако, довольно скоро настал момент, когда он понял, что не сможет проглотить ни кусочка – наелся.

Поэтому Димка тяжко вздохнул ещё раз, и честно рассказал Надежде Васильевне и про аварию, и про дождь, и про котёнка. Но про браслет не упомянул ни разу – не мог. Поэтому окончательная версия выглядела так – сам не знаю, но вдруг у меня стали получаться такие штуки, и как с этим быть – я не знаю.