Шрифт:
Опустив голову, аккуратными шагами, захожу в воду. Смотрю вниз не только из-за острых камней, но и потому, что вперёд смотреть страшно. Мощь и безмерность Байкала пугает. Моя затея зайти в воду с левого берега и выйти на правом теперь кажется идиотской. Я не плавал из Англии во Францию, но почему-то назвал этот старт для себя: Сибирский Ла-Манш.
Вода поднимается до колен, затем морозит кисти, подгибаю колени и проваливаюсь грудью. Последний шаг. Отталкиваюсь от Иркутского твёрдого дна – оттиск камня впечатывается в ступню. Следующий шаг должен быть через тысячи гребков на берегу Бурятском. Случиться ли он? Пропустит ли Байкал? Если да, то каким будет этот шаг и каким буду я?
У холодной воды есть особое свойство, она умеет сдавливать грудь не хуже стального обруча. Так что в первых гребках дыхание замятое, движения суетливые, а лицо горит от холода. Байкал изучает меня, засылая за шкирку и под рукава гидрокостюма иглы ледяной воды.
Гребками проталкиваюсь вперёд и белые кисти под водой словно ластики стирают со дна валуны. Пара десятков штрихов расчищают подо мной холодно-синий мольберт. Позади остаётся старинный и сказочный посёлок Бугульдейка. Название то какое…
Первый подъём головы цепляет взглядом корабль сопровождения – это моя полярная звезда на весь путь. За полчаса до старта очно знакомлюсь с капитанами Дмитрием и Максимом. Обсуждаем трассу и детали маршрута, они мне внушают доверие, но, похоже, что я им не очень.
Правило заплыва у меня простое и касается спортивной чести: от захода до выхода из воды не дотрагиваться ни до людей, ни до корабля. То есть, с борта мне могут бросать еду или экипировку, всё остальное сам. Нельзя брать никого за руку, нельзя висеть на корабле и тем более подниматься на судно отдыхать, полная тактильная автономность. Забегая вперёд скажу, что с задачей оставаться недотрогой в пути я справился.
Сюрприз сразу на старте – корабль забирает сильно влево, отклоняюсь от прямой. Понимаю, что так надо, но это удлиняет и без того критические для меня 29 километров трассы. Несмотря на пластмассовые движения задубевшими руками, выдаю первый километр за 17 минут и 06 секунд. Это моё стандартное начало в тёплой воде, а в холоде это быстро. Зачатки уверенности начинают прогрызаться сквозь стартовое состояние абсурдности предприятия. Пока все по плану, жду первый пит-стоп, и начальные тридцать минут тянутся бесконечно.
Подплываю к корме, с которой сбрасывают на верёвке два шейкера с тёплым изотоником и горячей кашей. Согрелся, раздышался и распластался на воде как надо, гребок медово-тягучий. Начинаю получать удовольствие от плавания, осознавая, что уже всё не зря, вот за этим я здесь.
Часы жужжат, сообщая о третьем пройденном километре. С предвкушением смотрю на циферблат, но что это?! Три километра за час – это катастрофично медленно. Наверное, сбой у часов, плывётся мне отлично и по ощущениям очень быстро. Успокаиваюсь и концентрируюсь на элементах длинного гребка.
К третьему часу выплываем на максимальную глубину почти в километр. Теперь я знаю, как выглядит «глубокий» цвет. Смотришь вниз, а там окрас ужаса. Поворот головы и сбоку красота; статные зелёные холмы с опорой на серебренную водную гладь. Перевалка корпуса в другую сторону, голова вниз, а там – ужас.
Пробую плыть с закрытыми глазами, бесполезно. У меня под брюхом двадцать пять миллионов лет, прожитых озером. Жуть я чувствую кишками и теперь стыну не только от холодной воды.
Я дрожащий комар с прозрачными крыльями и пытаюсь улететь от распахнутого, затягивающего жерла вулкана. В своём опыте я впадал в разные плавательные коматозы, но впервые в жизни плыл вверх, стараясь уплыть ото дна. В этих вертикальных усилиях не было ничего от надрыва тонущего. Было гипнотизирование пучиной Байкала, он захватил все мои спортивные, мужские, городские и рациональные рефлексы. Я был полностью его, он оставил мне только рыбьи функции: бессмысленно моргать, шевелить плавниками и глотать ртом воздух.
Впадаю в транс и ощущаю себя зажатым в серединном узком горлышке песочных часов. Надо мною небесная колба космической бесконечности. Внизу такой же, расходящийся книзу бездонный сосуд. Байкальский провал подо мною ощущается равным по мощи и глубине галактике небесной.
Вмиг кто-то переворачивает песочные часы, и я уже плыву к вверх тормашками назад к месту старта. Плыву на спине, но почему-то цепляюсь ладонями за вязкое небо. Чёрно-синий омут теперь сверху, а голубое небо снизу. Обратный переворот и вновь я плыву вперёд, новый кульбит песочных часов и я опять муха, ползущая по потолку.
Байкал развлекался мною как хотел.
Едва не ударяюсь о корму корабля и выпадаю из транса. Это конец третьего часа заплыва, на часах я вижу обескураживающие семь километров. Капитан подтверждает, что прошли семь, значит часы не врут, они и раньше не подводили. Меня деловито кормят, но во взглядах читается – не доплывёшь.
К этому времени должно было быть пройдено девять-десять километров. Такое отсутствие скорости фактически гарантирует, что я не смогу доплыть до противоположного берега. Чем дольше ты в холодной воде, тем ближе к краю своих возможностей.
Рациональными причинами черепашьего хода могут быть низкие температуры и течения. Но холод я пока держал, противотоков не замечал и скорость сквозь транс чувствовал высокую. Так что мне кажется причина тихого хода в другом – в том что мой расчётливый разум не способен постичь. Байкал не пропускал и игрался со мною своими шаманскими забавами.
Ладно, плывём дальше, но дальше – хуже. Начинает бить опасная короткая волна, которая здесь так характерна. Эта волна еле заметна с борта корабля, но когда ты в воде, она непредсказуемо лупит, сбивая отлаженную ритмику гребка. К хлёстким и хаотичным ударам невозможно приноровиться. Волны выбивают плечи, заполняют рот водой, перекручивают и ставят на ребро. Безнадёжно пытаюсь двигаться будто бы в жидком вихреобразном пластилине. Бурлаком упорно продолжаю пробиваться сквозь ледяные удары Байкальского хлыста, бодрясь тем, что каждый гребок приближает меня к цели. Через полчаса, вымотав и разбив мне плечи, озеро зачехлило свой хлыст, и волна отступила.