Перепутья Александры

Бахтиярова Анна

– Вот и славно! А теперь дуй работать. Времени у тебя не вагон...

Я шла по длинным коридорам, располосованным красными бликами уходящего солнца, и снова думала не о Кирилле, а об Алисе. Что же такого было в этой десятилетней девочке, что из-за нее я забывала обо всем на свете?

В кармане завибрировал мобильник (на работе я всегда отключаю звук). Я догадалась, кто это, еще до того как достала телефон. С минуту смотрела на упорно высвечивающуюся на экране надпись "Папа", но так и не приняла звонок.

Я знала, что услышу от отца - требование

дать ему обещанный ответ. Но я не могла ответить. Вообще-то выбор я сделала еще до того, как он дал мне месяц на размышление. Но это был не тот выбор, который устроит папу. А слушать в очередной раз аргументы в пользу "его варианта" у меня сейчас не было ни сил, ни времени.

Я вызвала лифт, мысленно пытаясь понять, как убедить отца и не испортить с ним отношений, как вдруг случилось нечто, чего просто не могло быть. Я почувствовала пристальный прощупывающий взгляд и ощутила едва уловимый запах лилий.

Я давно сбилась со счета, сколько раз со мной случалось подобное. Примирилась и с взглядом, и с запахом, хоть так и не нашла им объяснений. Они преследовали меня уже тринадцать лет, однако еще ни разу не появлялись вне Потока.

Боже, во что же я влипла на этот раз? Что с тобой не так, Алиса?!

Глава 2. Подделка

1997 год

Впервые это случилось со мной в бесцветной комнате. Пронизывающий до костей пристальный взгляд, заставивший сердце отчаянно забиться о ребра, я ощутила сквозь сон. Я не сгущаю краски. Взгляд был нигде и сразу везде - снаружи и внутри. Проникал сквозь телесную оболочку, изучал мозг, прощупывал душу. Мог выяснить и заветные мечты, и глубинные страхи. Понять меня лучше, чем я сама.

Запах лилий - чуть сладковатый и манящий, появился в тот миг, когда я, окончательно проснувшись и перепугавшись насмерть, готова была взорваться душераздирающим воплем. В отличие от взгляда, он не пугал. Напротив, я ощутила умиротворение, будто в руку вкололи сильнодействующее успокоительное. Я послушно прикрыла глаза, позволив нежному, почти не приторному аромату, вводить меня в состоянии легкой эйфории, граничащей с полусном. Под напором настойчивого запаха, страх, завладевший душой, начал медленно сдавать позиции, пока не капитулировал полностью.

Но даже тогда я не спешила разжимать веки. Желала отдалить момент, когда придется придумывать новый план действий, общаться с Варей и Михаилом или ждать, что комната сложится пополам. Нет, меня не напрягали случайные спутники, хотя в реальном мире мы вряд ли бы проговорили больше минуты - уж слишком разные у нас характеры. Просто ни Варвара, ни Михаил не подходили на роль лидера, способного взять на себя ответственность, а мне хотелось прислониться к сильному плечу.

Из сладкой полудремы вывел тихий, но настойчивый и чуть раздраженный шепот:

– Не исчезай, прошу тебя. Неужели, трудно?

Я не поверила глазам. Варя стояла, приложив ладонь к безликой стене. Вот только она перестала быть бесцветной и пустой. Переливалась яркими красками, которые сливались в потрясающую

по красоте и гармонии картину. Моему потрясенному взору предстали не тронутая даже мелкой рябью водная гладь в окружении стройных берез, деревянный причал и привязанная к нему голубая остроносая лодочка.

– Что это?!
– задохнулась я, не заботясь, что могу разбудить посапывающего в дальнем углу Михаила. Впрочем, он спал так крепко, что и не думал просыпаться.

– Нечто, - безнадежно протянула Варя и оторвала ладонь от стены. Едва она это сделала, картина исчезла: краску поглотила гладкая холодная поверхность.

– Как?
– не то спросонья, не то из-за потрясения у меня не слишком получалось формулировать вопросы. А ведь хотела спросить, откуда появился божественной красоты рисунок и почему исчез. Но Варвара всё поняла.

– Почему пропадает, не знаю. А как получается... Давай-ка лучше покажу, - она взмахнула рукой, приглашая подойти ближе.

Дальнейшее происходило, как во сне. Варя прикладывала ладонь к голой стене, и ней тут же появлялись картины - одна краше другой. Краски вытекали из Вариной руки и сами разбегались по стене, вырисовывая дома, реки, деревья и людей. Но едва девушка убирала ладонь, "полотно" становилось девственно чистым.

– Как прекрасно! Невероятно!
– восхищалась я обрушившимся на город снегопадом или переливающимся на солнце морем.

А от последней созданной Варварой картины я и вовсе потеряла дар речи. Это был балет! Самый невероятный, что мне приходилось видеть. А повидала я их, действительно, немало. Бастинда считала себя ценителем искусства, потому походы в театры для всей семьи являлись обязательным мероприятием дважды в месяц. Не скажу, что я не любила балет, просто предпочитала актерскую игру в обычных спектаклях или, на худой конец, в мюзиклах. Возможно, артисты в пуантах и рассказывали истории языком танца, но мне никогда не удавалось его расшифровать, отчего становилось невыносимо скучно.

Но Варин балет меня вдохновил. Стройные юноши и девушки в нежно-голубых костюмах (цвета точь-в-точь как Варино платье) не танцевали, а парили на сцене. Хоть они и замерли, запечатленные новоявленной художницей, я чувствовала - каждое их движение наполнено грацией. Танцоры остановились лишь на миг, сейчас кто-то щелкнет пальцами, и они продолжат ритмичное движение.

– Балерина, ты еще и художница?

Зачарованные Вариным творчеством, мы и не заметили, как Михаил проснулся и подошел сзади.

– Нет, - Варя неловко отдернула руку. Танцующие молодые люди растворились, унося очарование, рожденное особенным искусством.
– Хотя в детстве мне нравилось рисовать. Но победила любовь к балету.

– Я тоже рисовал, - сообщил Михаил, хмуро разглядывая впитавшую краски ровную поверхность.
– Карикатуры в стенгазете.

Варвара закатила глаза.

– О, да! Эстет-любитель! Неподражаемый ценитель возвышенного!

Михаил открыл рот, дабы не остаться в долгу, но я не дала ему такой возможности.