Перепутья

slip

Ну уж нет. Она не позволит этому сбыться. Она больше никогда не будет карманной царицей римлян.

Египет останется свободным. А она – его полноправной, никому не подчиняющейся царицей.

Чего бы это ни стоило.

– Спасибо. Именно так я и поступлю, - отозвался Педий.

Улыбка Клеопатры стала еще шире.

Ну попробуй. Попробуй.

Педий со спутниками едва успели скрыться за дверями тронного зала, когда Клеопатра одним жестом подозвала к себе Еврикрата. Если ради блага Египта требовалось провернуть какое-то не очень приятно пахнущее дельце – более подходящего для этого человека найти было невозможно.

– Видел? – одними глазами, она указала в сторону двери, за которой скрылась римская процессия.

Проследив за ее взглядом, Еврикрат утвердительно кивнул.

– Педий не должен покинуть Александрию, - без обиняков закончила свою мысль она.

Еврикрат оглянулся и рот его растянулся в понимающей улыбке.

– Будет сделано в самом лучшем виде, - отозвался он, - Еще что-нибудь, моя царица?

– Да. Принеси мне то письмо, что он должен был передать Антонию. Как именно ты это сделаешь, меня не волнует, однако никто не должен ничего узнать, - Клеопатра понизила голос буквально до шепота.

Все стены имели уши, даже стены ее собственного тронного зала.

Еврикрат кивнул. Глаза его светились коварством и это было достаточным подтверждением того, что он уже точно знал, как именно выполнит ее приказ.

Отпустив Еврикрата, Клеопатра заслушала доклад Элпида и, приказав никого больше не впускать в тронный зал, послала за другими близкими советниками. В свете открывшейся информации, она больше не могла делать все ставки на Антония. Нужно было прорабатывать альтернативные варианты.

Бурные обсуждения кипели до самого заката, однако итог их был неутешителен. Они могли набрать еще войск. Могли заполучить в союзники царей тех окрестных царств, что все еще оставались независимыми. Но даже все вместе они не могли выставить в противовес Риму достаточные силы.

Если Антоний собирался переметнуться, они не смогли бы сопротивляться дольше нескольких жалких месяцев.

На удивление, Еврикрат справился со своей задачей быстро. Уже следующим утром, он, к огромному удивлению Клеопатры, встретил ее на пороге покоев. Будучи одним из немногих придворных, которым было позволено входить во внутренние помещения дворца, он всегда активно пользовался этой привилегией.

– Все готово, моя царица. Как и обещал, в лучшем виде, - с коварной улыбкой сообщил Еврикрат и театральным жестом приподнял край ткани, что закрывала его ношу.

Голова. Черноволосая, голубоглазая голова. Пусть смерть и искажала черты лица, не узнать Квинта Педия было невозможно.

– Отлично. И что же с ним случилось? – спросила Клеопатра, вздернув брови в притворном удивлении.

Еврикрат с легкостью подыграл ей:

– О, несчастный случай. Перебрал вечером в кабаке, полез в драку, один на толпу. Ну а дальше сама понимаешь.

– Никто никого не видел и ничего не запомнил, я надеюсь? – заговорщически спросила она.

– Обижаешь. Конечно же нет, - Еврикрит скривился в притворном неудовольствии и накрыл голову тканью снова. Правильно. Даже здесь, в безопасности ее покоев, рисковать не стоило.

Желание разносить слухи не было чуждо даже рабам.

– Отлично. Что насчет моей второй просьбы?

– Вот, - Еврикрат, ловко перехватив свою ношу, вынул свободной рукой из-за пояса свиток и протянул ей.

Отлично. Просто отлично.

– Спасибо, - кивнула ему Клеопатра, - Можешь быть свободен.

Не прекращая улыбаться, Еврикрат слегка склонился в поклоне, но уходить не спешил.

– А… эм… - недоуменно покосившись на голову, неопределенно промычал он, - С этим что делать?

– Скормите крокодилам, - равнодушно отрезала Клеопатра.

Если тебе нужно кого-то убрать так, чтобы его тело никогда не нашли – скормить крокодилам верное средство.

Ради этого письма Клеопатра отложила все дела, разослала рабов уведомить ожидающих приема о том, что она задержится на неопределенное время и даже отмахнулась от рабыни, которая прибежала к ней и сообщила, что Птолемей снова закатил истерику и требует маму.

У нее не было на это времени. Возможно, сейчас решалась судьба всего их государства. И уж совершенно точно –судьба ее самой и ее сына. Двоих сыновей – маленького Птолемея, и еще нерожденного мальчика.

Пока она разворачивала папирус, ее сердце пропустило несколько ударов.

Гай Цезарь Марку Антонию

Что? – пронеслось у нее в голове, а глаза уже бежали дальше по строчкам. Ровным строчкам латинского текста, написанным знакомым почерком из прошлого.

Марк, я понимаю, в это сложно, практически невозможно поверить, но я жив. Как так вышло – расскажу при личной, - надеюсь, скорой, - встрече. Сам понимаешь опасность.

К делу.

За последние дни в Городе произошло слишком многое, но я постараюсь обрисовать ситуацию вкратце. Гай Октавий, называвший себя Императором Цезарем Августом, мертв. Убит в ходе народного бунта. Оба консула убиты Октавием ранее, но ситуация пока под контролем. В должность вместо убитых консулов вчера вступил Бальб, на апрельские иды назначены комиции для выборов второго суффекта. К тому моменту, как ты получишь это письмо, они уже пройдут и, смею надеяться, пройдут без беспорядков.

Не знаю, что у вас с Октавием и Лепидом были за разногласия, но, полагаю, что они все уже не актуальны. Нахождение в Городе больше не представляет для тебя никакой опасности, и я надеюсь, что в скором времени ты вернешься и мы сможем переговорить с глазу на глаз. Многие вещи настолько запутаны, что их проблематично описать в одном письме.

В качестве подтверждения своей личности прилагаю к письму зашифрованную часть. Ключ в последнем письме из нашей предыдущей переписки.