Перепутья
Шрифт:
А через каких-то три года Антоний бросит их обоих и убежит спасать этого идиота Саксу так, словно больше ничего не имеет значения.
– Ты не можешь просто бросить нас на растерзание своим коллегам! – ее разъяренный голос многократно отражался от стен, становясь из громкого оглушительным, - Снять всю армию и перебросить ее в Сирию? Ты о чем вообще думаешь?!
Уговоры и мольбы не помогли и теперь других вариантов просто не оставалось.
– Успокойся! – рявкнул Антоний, ухватив ее за руки. В его голосе не было ни тени привычной расхлябанности и веселья, - Это вопрос безопасности нашего государства и я не могу и не собираюсь пускать его на самотек!
– Какого государства? – яд сочился с ее языка вместе со словами, - Того, которое спит и видит тебя на погребальном костре? Очнись, Антоний! Ты заберешь всех своих воинов в Сирию – и уже через неделю твои так называемые “коллеги” будут здесь!
Он резко отпустил ее и отступил на два шага назад.
– Я все решил. Если тебя что-то не устраивает – это твои проблемы.
В чем-то он был прав. Теперь это действительно были ее проблемы.
– Моя царица? – голос Анем, одной из ее многочисленных рабынь, раздался сзади неожиданно.
Едва заметно вздрогнув от неожиданности, Клеопатра обернулась и кивнула ей, давай разрешение продолжать.
– Молодой фараон отказывается ложиться спать. Требует тебя. Мы никак не можем его уговорить.
Упрям, прямо как его отец.
– Я сейчас приду, - ровным тоном ответила Клеопатра и жестом указала рабыне, что она может идти.
Возвращаться в стены дворца, что до сих пор сохраняли остатки дневной жары, не хотелось, но было необходимо. Если уж Птолемей уперся, он не будет спать хоть всю ночь, пока не получит того, чего хочет.
Ему шел всего четвертый год, но он характером уже был так похож на своего отца. Что же будет дальше?
Маленький Птолемей XV Цезарион сидел в своей кровати и громко плакал. Рабы суетливо бегали вокруг. Одни пытались отвлечь его от истерики игрушками, другие пытались рассказывать истории, третьи просто корчили смешные рожицы. Ничего не помогало, он продолжал рыдать навзрыд и требовать, чтобы пришла мама.
Сейчас еще нельзя было понять, в кого из родителей он пошел внешностью, и ей оставалось только молиться богам, чтобы он взял как можно больше от нее и как можно меньше от Антония. Вся придуманная ими легенда держалась только на том, что Птолемей был сыном Цезаря, и поддерживать ее стало бы невозможно, если бы он вырос похожим на Антония.
Только богам было известно, какие последствия принесло бы это откровение.
Стоило Птолемею заметить ее, истерика прекратилась мгновенно, словно ее и не было.
– Ну, все-все, мама здесь, - мягко сказала Клеопатра по-египетски, присаживаясь на край кровати.
Птолемей перевел на нее взгляд честных-честных глаз.
– Расскажи еще про Одиссея, - на хорошем для своего возраста греческом сказал он.
Как она и рабы-воспитатели ни старались, он никак не хотел говорить по-египетски. Прекрасно все понимал – но упорно продолжал отвечать только по-гречески. Египетский фараон не признавал языка своего народа. С этим нужно было что-то делать, пока не стало слишком поздно.
Но каков же маленький хитрюга! Устроил такое представление только для того, чтобы она пришла и рассказала ему историю.
Чем-то он все-таки пошел в нее, и это не могло не радовать.
Клеопатра тепло улыбнулась сыну и тоже по-гречески спросила:
– Напомни, на чем я закончила в прошлый раз?
Дурные вести разминулись с Антонием буквально на несколько дней. Его след еще не успел простыть, когда испуганный Элпид, что командовал ее войсками, несмотря на все запреты, вломился в ее покои прямо ночью.
В любое другое время этого было бы достаточно для того, чтобы он распрощался со своей должностью, и возможно – даже жизнью, но сейчас она предпочла его выслушать прежде, чем предпринимать хоть что-нибудь.
– Моя царица! Пришли вести из Рима. Луций Антоний потерпел поражение, - скороговоркой выпалил бледный, как мел, Элпид.
И все остальное перестало иметь значение.
– Когда? Как? Где? – ничто в голосе Клеопатры не выдавало бушующих внутри переживаний.
– Несколько недель назад. Его заблокировали в Перузии и Октавиан разбил его в бою. Сожалею, но это все, что мне известно. Новости только что пришли, - Элпид низко склонил голову, не решаясь посмотреть ей в глаза.
– Наведи все справки. Узнай, чем нам это грозит. У тебя семь дней. Свободен, - со сталью в голосе отчеканила она.
Все, что угодно, только бы не выдать разразившейся внутри бури.
Очередной план Антония в очередной раз провалился с оглушительным треском. Возможно, она все-таки поставила в этой гонке не на того скакуна.
Ровно через семь дней, ранним, но жарким утром, судьба нанесла ей следующий удар.
Время выделенное Элпиду на сбор информации, закончилось накануне и сегодня Клеопатра ждала его с отчетом. Рабы докладывали, что он прибыл и ожидает ее в тронном зале. Рабыни бегали вокруг нее, приводя ее в приличествующий для царственной особы вид. Глухое беспокойство клокотало внутри и ее так и подмывало, не обращая внимания на весь церемониал, сразу пойти на встречу с Элпидом, но она не могла и не хотела нарушать традиций.
Бритый евнух Каунос перехватил ее во дворике дворца, на полпути к тронному залу. Как и подобает, он упал перед ней на колени и скороговоркой выпалил по-гречески:
– Моя царица, там посланник!
Одним властным жестом руки она разрешила ему встать. Так он, немедля ни мгновения, и поступил.
– Что за посланник? Ко мне? – ровно спросила Клеопатра, смотря на него снизу вверх, несмотря на то, что он был на полголовы выше.
Каунос отрицательно помотал головой:
– Нет, к Антонию. Из Рима, - сердце пропустило несколько ударов, но ни одна мышца не дрогнула на ее лице, - Я не стал ему говорить, что Антоний отправился в Сирию, сразу к тебе побежал.