Переработка
Шрифт:
(Аплодисменты.)
– А сейчас др. Крингл попросил разрешения сказать несколько слов всем нам о предстоящем году…
***
Я иду по затемненным холлам.
Новый корпус появился раньше увлечения крысиными лабиринтами одноместных кабинок в офисах, но это никогда и никого не останавливало. Результатом стала любопытная смесь малюсеньких замкнутых офисных ульев в коридорах с искусственным освещением, сменяющихся напоминающими
Вот необозримое пространство того, что было когда-то машинописным бюро?—?называемое таким образом, потому что в прежние дни были офицеры, не умевшие печатать. Сейчас здесь административный центр, место, куда государственные служащие приходят умирать. Прачечной приходится находить работу для многих свободных рук?—?рук каждого, кто попадает в поле нашего внимания и кому необходимо предложить работу, от которой они не смогут отказаться. К счастью, бюрократия разрастается, и понадобится много линеек, чтобы справиться с возросшей сложностью администрирования, вызванной нашим хронически раздутым штатом. Есть люди, знакомые мне только по их календарям Outlook, у которых постоянно пропадают пароли. Целые отделы бобровыми стаями выстраивают бумажные дамбы, чтобы не дать реальному миру прорваться. Я освещаю фонарем пустые лотки для входящих, пошарпанные стулья, столы, от которых тянет экзистенциальной бессмысленностью. Я тоже мог быть здесь заперт, понимаю я. Вздрагиваю и продолжаю движение. Зачисление в активную службу Прачечной приводит к своим бедам: но смерть от скуки в их число не входит.
Я поворачиваю налево и срезаю через начальственное крыло. Здесь толстый ковер, а дерево полированное, не крашеное. Индивидуальные офисы с огромными дубовыми столами и глубокими кожаными креслами, стены увешаны потемневшими портретами старых кадров в военной униформе. Никто не видел людей в этих офисах?—?по слухам все они вознеслись или изначально не были людьми?—?этих зловещих и едва узнаваемых старших офицеров, которые управляли организацией с самого начала.
(В моей теории о начальственном крыле, оперативники, которым предстоит здесь работать, еще не существуют. В глубинах надвигающегося кризиса, когда звезды выстроятся в космическую шеренгу, и Древние вернуться угнетать Землю, организация вырастет до невероятных размеров, возьмет на себя новые обязательства и персонал?—?в каковой момент, те из нас, кто выживет, переедет в эти кабинеты, чтобы управлять военными действиями. Это если предположить, что у новой силы будет больше здравого смысла, и она не заполнит администрацию обычными взаимозаменяемыми чинушами. Если же заполнит, то да помилует Ктулху их души.)
Когда я поворачиваю за угол, мимо служебного туалета, и подхожу к пожарной двери, у меня появляется характерное ощущение. Почему мне кажется, что за мной наблюдают? думаю я. Откашливаюсь.
– Офицер смены,?—?я достаю из кармана удостоверение.?—?Покажитесь!
Удостоверение слабо светится в темноте бледно-зеленым; ничего не происходит.
– Хух.
Я прячу его, чувствуя себя глупо. Ночная стража уже работает, но они не должны сюда подниматься. Ветер и дождь свистят и стучатся в офисные окна.
Я толкаю дверь. Еще один административный корпус, предположительно для секретарей администрации. У одного из копиров бумаги на печать, лежащие в выходном лотке. Это кажется мне странным: учитывая природу нашей работы, Безопасность недобро смотрит на документы, оставленные лежать, где попало. Но Безопасность не будет проводить обходы несколько дней. Наверное, лучше взять распечатки и сунуть их в корпоративную почту, чтобы они пришли к оставившему их?—?или в запертый сейф, для последующего разноса, если это что-нибудь конфиденциальное.
Я переворачиваю первый лист и бросаю взгляд, потом смотрю еще раз. Задница! Причем чертовски волосатая. Значит кто-тонаслаждался вечеринкой. Следующая страница демонстрирует другую задницу, и куда менее мужскую, судя по хорошо наполненным чулкам и другим идентифицирующим характеристикам. Я качаю головой. Начинаю задумываться о реакции?—?нужно пришпилить их на служебную доску объявлений, с анонимной припиской, чтобы ребята протирали стекло в копире после каждого использования?—?когда добираюсь до третьего листа.
Кто бы ни взобрался на аппарат в этот раз, у него не было задницы, волосатой или какой-либо другой?—?или вообще признаков млекопитающего, если на то пошло. Я держал в руках фотокопию какой-то части тела гигантского таракана.
Возможно, я все-таки не один…
***
После того, как Крингл сбросил свое дерьмо в чашу с пуншем, вечеринка официально перестала быть веселой, даже по меркам корпоративного веселья. Мой аппетит тоже испарился: пусть оставят себе свои пирожки. Я хватаю бутылку «Голубой монахини» и крадусь к своему боксу в подразделении Контродержимости.
Твою мать. Мо здесь нет; она уже уехала к маме. Но она бы поняла. Я на дежурстве с завтрашнего дня и до утра понедельника, и мне нельзя покидать здание. Я собирался поехать вечером домой?—?запустить стиралку, собрать сумку с чистыми вещами на выходные, в этом духе?—?но прямо сейчас меня поглотило желания нажраться до полной отключки.
Потому что это последняя рождественская вечеринка в Прачечной.
Я достаю телефон, чтобы позвонить Мо, но останавливаюсь. Она и без того занята мамой сейчас. Зачем заставлять нервничать еще больше? Кроме того, этот голосовой терминал не защищен: я не могу свободно рассказать все, что нужно. (Навязчивое желание конфиденциальности въелось глубоко, поддерживаемое моей должностной присягой. Сознательно ее нарушить чревато неприятными последствиями.) Я готов отложить телефон, когда Энди откашливается. Он стоит прямо позади меня, незажженная сигарета между двумя пальцами.
– Боб?
– Да??—?я делаю еще один глубокий вздох.
– Хочешь поговорить?
– Где??—?киваю я.
– В клубной комнате…
Я следую за ним, сквозь дверь на бетонный балкон, выходящий на заднюю сторону Нового корпуса, который приводит к наружной пожарной лестнице. Мы в шутку называем ее клубной комнатой: здесь ошиваются курильщики, открытые погоде. У двери стоит наполовину утонувшее в бычках ведро с песком. Я жду, пока Энди подкуривает. Вижу, что его пальцы немного дрожат. Он худой, высокий и где-то на пять лет старше меня. И еще на четыре ранга. Он занимается управленческой частью разных оперативных отделов, спрашивать о которых неразумно. Носит костюм, на мир смотрит со слегка презрительным выражением академической насмешки, будто ничто его особо не заботит. Но его отчужденность исчезла, ее сдуло, как дым на ветру.