Перерождение
Шрифт:
***
Толи сон. Толи явь.
Ты оставь меня, мое безумие.
Толи сон. Толи явь.
Я не живу – я существую мумией.
Толи сон. Толи боль.
Я не хочу знать, что там – за ее пределами.
Не зеро я. Просто ноль.
Мои амбиции, что вы наделали?!
Это не было сном. Это не было даже болью. Это не было и жизнью тоже. Дни, ночи, недели, месяцы – все смешалось, спуталось, переплелось. Кто она? Что она? Зачем она здесь и что ей делать дальше? Милина втянула носом воздух – пахло гарью, да и сам воздух был каким-то серым, словно все вокруг утратило цветность и стало черно-белым, как в старинном кино. Милине даже стало казаться, что она наблюдает за собой со стороны. Повсюду слышались выстрелы, взрывы, крики. Это было похоже на войну,
– Чего ты ждешь, дура?! Чего ждешь? Бросааай! – громкий мужской голос прокричал в нескольких метрах, но, не смотря на грохот и взрывы, девушка расслышала каждое слово. И Милина не стала испытывать судьбу. Выдернув защитное кольцо, она бросила гранату. Раздался взрыв, сливаемый с хором других взрывов. Бросок был точный, сильный.
– Так тебе, зараза! Так! – радовался тот самый мужчина, что практически только что обозвал Милину дурой. Милина и сама радовалась. Впрочем, недолго. Начались обстрелы. У Милины не было больше оружия, придется спасаться бегством. Успеет ли? Убегая, девушке пришлось буквально перепрыгивать через трупы. Смерть летала повсюду. Смерть дышала в самый затылок, норовя оказаться быстрее, чем ноги беглянки в тяжелых, неудобных сапогах. Грязь под ногами засасывала, к тому же мерзкая жижа была скользкой. Милина совершила непростительную оплошность – она упала. Теперь смерть догонит ее. Вот она уже хохочет и поет: «Тра-та-та-та-та!» Милина поднялась, а стоило наверно ползти ползком. Боли почти не было, когда смерть нанесла удар в виде наряда из вражеского пулемета.
***
Свет. Слишком яркий свет болезненно слепит глаза. Погасите его! В животе что-то тянуло, словно вытаскивали внутренности. Девушка ощущала кожей холод жесткого стола. Отчего-то она не могла шевельнуться, словно была полностью парализована, словно была безвольной, беспозвоночной куклой. То ли от холода, толи от просыпающегося, нарастающего страха, по коже побежали мурашки. Мурашки покрывали обнаженную кожу рук, ног, живота. На ней совсем не было одежды. Чьи-то руки копаются в ее животе, роются в ее обездвиженном теле. Девушка открыла глаза. Расфокусированный взгляд едва улавливал очертания, и все-таки два силуэта она смогла различить. Силуэты были в белых халатах. Они горячо говорили о чем-то. Мужчины – оба смуглые и с темными волосами. Их лица не прятали маски, какие обычно надевают доктора. Они что-то говорили очень быстро и возбужденно. Можно было подумать, что они ругаются.
– «Зря ты вспорол ей живот, нам нужно лишь ее сердце!» - сказал тот, что стоял в стороне. Он также возился над столом, на котором, видимо кто-то лежал. Интересно, этот кто-то еще жив? И сто значит, «вспорол ей живот»? Ответ не заставил себя долго ждать – острый предмет вонзился в живот, а затем еще один. Девушка застонала. Мужчина услышал. Бросив недовольный взгляд, он снова приступил к делу, не обращая на несчастную никакого внимания.
– « Надо было вырубить ее» - пробасил тот, что работал над вторым столом.
– « У нс ничего нет для этого. Да и к чему? Все равно помрет. Пусть пищит. Никто не услышит.»
Первый «мясник» отошел от стола, и что-то выбросил. Нет, не выбросил – он сложил ее органы. Почему она еще жива?! Очень холодно. «Мясник» снова вернулся.
– «Сердце этой заморской потаскушки будет стоить очень дорого. Зря ты сомневался. Эту девку все равно бы прибили, твой парень умер бы от передоза или от пьянки. Да, сердце его и печень совсем не годятся, а вот почки вполне здоровы. Только не говори, что тебя мучает совесть. Помимо того, что мы заработаем кучу денег, мы еще и сотворим хорошее дело. Целых два! – очистим мир от всякого хламья в виде этих двух, и спасем не одну жизнь, пересадив запчасти этих недоносков! » - голос «мясника» был агрессивным возбужденным. – «Сейчас только возьму сердце этой девчонки, и можно сегодня закончить.» Девушка взвыла, когда острое лезвие скальпеля вонзилось в грудь. Мясник заржал: «Ты посмотри! Живучая!»
Морда бородатой сволочи расплывалась, теряя четкость очертаний. Реальность отступала вместе с болью, вместе с сознанием и жизнью. Прежде чем сделать последний вдох, девушка услышала голос, который объявил, что скоро, совсем скоро все завершится.
***
Солнце еще не взошло, поэтому на кухне царил полумрак. Помещение освещалось лишь свечами. Женщины суетились. Суета переходила в истерию – нужно было приготовить Бог знает сколько блюд, накрахмалить скатерть, начистить до блеска приборы, надраить полы и протереть господскую мебель. Все это необходимо успеть до полудня. Господа устраивают званый обед – их двадцатилетняя дочь наконец-таки выходит замуж! Родители уже и не надеялись выдать ее, все мол, останется несчастная старой девой. А нет, нашелся жених – богатый и знатный барин из соседнего поместья. Раньше они с соседями и знаться не хотели, но Богу виднее – теперь же они не только будут соседствовать и дружбу водить, но и в скором времени породнятся.
Суета действовала Милине на нервы, к тому же было невыносимо душно, запахи мяса, рыбы и человеческого пота смешивались в единую смесь зловония. Уставший и изможденный организм едва выдерживал эту пытку. Девушка отошла в уголок, где бы ее никто не заметил. Она всего лишь ненадолго прикроет глаза, чтобы потом снова приступить к работе…
– Ты чего тут расселась?! Я тебя спрашиваю! – большая полная девка грубо схватила девушку за локоть. Милина непонимающе заморгала. Она всего лишь прикрыла глаза, прислонившись к стене, а вышло, что она полулежала, полусидела на полу, забывшись сном. Наверняка ей сделают выговор, или того хуже – устроят порку. От последней мысли Милина поморщилась. – Посмотрите-ка! Она еще и рожу кривит! – девка продолжала орать. – А ну-ка, пойдем, я отведу тебя к Дмитрию Иванычу. – Милина вздрогнула – все вздрагивали, услышав это имя. Дмитрий Иванович был славен своей жестокостью по отношению к слугам, и даже не потому что нещадно порол за каждую провинность, просто истязание слуг было для него забавой.
– Пожалуйста, не надо. Я не буду так больше. – Милина сделала слабую попытку вырваться, но Дашка – так звали девку, крепко держала ее за руку.
– А больше и не надо! И не реви! Припаси лучше слезы для Дмитрия Иваныча! Может он и сжалится. А то он все восхищался: «Ах, какая чудная красота у нашей новенькой! Какое прелестное личико! Какая хрупкая, изящная фигурка! Будто не крепостная вовсе, а прямо-таки аристократка! Тьфу! – Дашка крепко держала Милину за руку, и девушка опасалась за свое запястье – казалось, толстые, цепкие пальцы переломят кость. Девушки вышли во двор. Милина блаженно вздохнула – на улице было гораздо прохладнее и воздух свежее. – Вот. Погоди! Посмотрим, как будет хвалить тебя Дмитрий… А вот и он! Дмитрий Иванович! Дмитрий Иванович! Доброе утро, Дмитрий Иванович!
Толстый, невысокого роста мужчина, неспеша пересекал двор. Он остановился, услышав крик. Его лицо выражало недовольство, словно он спал на ходу, и его только что бесцеремонно разбудили.
– Чего орешь? Господ разбудишь! – проорал в ответ толстяк.
– Не ругайтесь, Дмитрий Иванович. Я к вам мерзавку веду! Эта дерзкая дрянь, - да шевелись же ты! – Дашка гневно дернула Милину за руку, призывая идти быстрее. А Милине совсем не хотелось подходить к этому противному типу. – Эта дерзкая дрянь осмелилась спать во время работы, в то время, как я, то есть мы все трудились в поте лица! Представляете себе такую наглость?! Я просто настаиваю, чтобы эта дерзкая девица была наказана!
– Ну, ну. – Дмитрий Иванович окинул Милину взглядом. Сколько можно?
– Что «ну, ну»? – не унималась Дашка.
– Мне сейчас совершенно некогда этим заниматься. Боюсь, что если господский обед сорвется или что пойдет не так, то мне самому настучат по макушке.
– Можно запереть ее до подходящего момента.
– Что ж. Ладно. Давай ее сюда. Закрою ее в сарае рядом с конюшней, а там разберемся.
– Всегда знала, что вы справедливый человек, Дмитрий Иванович!
– Иди, работай, а не языком болтай! А иначе и тебя запру рядышком с ней. – Толстяк перехватил у Дашки руку девушки, но отпустил вместо того, чтобы тащить за собой. Милина обрадовалась, думая, что он отпустит ее и наказания удастся избежать, но толстяк пустил девушку вперед, слегка даже подтолкнув, мол, шагай быстрее.