Перерождение
Шрифт:
– Я не против. Но, боюсь, я ничего не помню из того, что может быть вам интересно, - Кир сел рядом с Эльзой.
– Не переживай. Болтушка Эльза найдет о чем спросить.
Кир кивнул.
– Ну и?
Кир не понял.
– Ты же хотел о чем-то спросить? Я думала с кратковременной памятью у тебя все в порядке, - улыбнулась она.
– Да, простите, - Кир немного помялся. – Почему вас называют «ночными»? Почему вы ведете ночной образ жизни?
– Два вопроса? – Эльза прищурилась на один глаз и слегка покачала головой. – Это все из-за удивительной способности нашей болезни изменять наши
Кир обдумывал ответ. Наверное, хорошо жить по двое: больше места между кроватями, проще ходить между ними.
– Моя очередь, - Эльза приободрилась. Она прижала ладонь к подбородку, обдумывая свой вопрос. – Чтобы у тебя такое спросить? Ведь твоя потеря памяти слишком сильно сужает круг дозволенного, - с досадой отметила она.
Мимо них проходили другие ночные. Когда они видели с кем сидит Эльза, то они замедляли шаг и пытались вслушаться в их разговор. Но вдруг они что-то замечали и, ускоряя шаг, удалялись по прежнему курсу.
– Вот, - Эльза, наконец, определилась, - почему тебе начали восстанавливать память? Обычно к этому процессу прибегают через три и даже шесть месяцев.
Кир посмотрел на Эльзу. Ее глубокие морщины, исполосовавшие все ее лицо, немного розовели на морозе.
– Я свидетель какого-то преступления или… его организатор, - усмехнулся Кир, - поэтому мне нужно срочно все вспомнить.
– Тебе нужно или кому-то?
Кир задумался. Но приготовился ответить.
– Не стоит, - Эльза остановила его. – Это был второй вопрос и для меня не самый интересный. Твоя очередь.
– Почему у вас с Павлом отсутствуют белые язвы?
– Они не отсутствуют, они просто в тех местах, которые обычно у людей сокрыты, - Эльза загадочно закатила глаза.
– Но у всех в Деревне они на руках. Вы первые кого я встретил без подобных отметин.
– Как это ловко: уточняющий нюанс и мне придется отвечать еще раз, - хихикнула она. – Ты наблюдателен. За эту черту награжу тебя правдивым ответом. Отметины есть у всех и всегда на руках и ногах как минимум. И у нас с мужем были. Но в лаборатории очень интересуются свойствами монии изменять цвет нашей кожи. Мы с Павлом главные кролики, - Эльза отвела взгляд в сторону. Она посмотрела на зеленые полосы слежения. Они были, как и прежде, бледного цвета.
Кир хмурил брови. Он смотрел на прохожих, рассматривающих его. Но их взгляд уже не тяготил, он уже не чувствовал его. И только он попытался задать вопрос, как Эльза опередила его.
– Нет-нет, - она широко улыбнулась, - любопытство полезно тренировать терпением. Сейчас моя очередь.
Кир отступил.
– Я слышала, тебя поселили в дом к Ташу и Каро. Знаешь это достаточно странно. Таш – деревенский глава, а Каро вроде крестного мальчика профессорши Кроберг и ты. Как тебе эти два малых?
– Видимо это для вас странно выглядит, - Кир пожал плечами, - я же ничего не знаю и многого не понимаю. Могу
– Серьезно?
– Да, я чуть было не бросился на ограждение, а он оттолкнул меня.
– В этом весь наш Каро, - Эльза улыбнулась каким-то внутренним мыслям.
– Вы, наверное, давно знакомы?
– О, да! – она на мгновение закрыла глаза. – Раньше… давно мы были соседями и часто занимались духовной практикой. Когда меня сюда привезли и определили в дом на пятом круге, то первый кого я встретила – был Каро. Удивительный человек. Он знал как меня зовут. Его тембр голоса, движения рук. Он удивительно спокоен. Но не это заставило мое трепещущее сердце проникнуться к нему. Видимо от Кроберг он узнал что я – гуру, практик духовного воспитания, и он попросил взять его в ученики. Боже это было чудесно. Ведь там в той жизни у меня было несколько классов. И я готова была лезть на стену от того, что потеряла с ними связь. И тут он – Каро с протянутой крепкой рукой.
– Каро необычный подросток, - Кир листал набор свежих воспоминаний, в которых был запечатлен Каро. – Ему сразу хочется довериться.
– На мой взгляд, Таш просто ревнует…
– В каком смысле?
– Ревность власти. Каро имеет авторитета куда больше чем староста. И за помощью, прежде всего, хотят обратиться именно к Каро, а потом уже к Ташу.
– Мне показалось напротив, что Таш не властный. Он просто закрыт сильно. Никого не желает впускать, лишь Каро. В нем его надежда, мысли и … Он привязан к нему сильно.
– Ты все это заметил за один день?
– Видимо это моя черта: наблюдательность.
– Или дар.
– Судя по бирке нет. Кстати, а где же ваши с Павлом бирки?
– Их у нас сняли… несколько дней назад, - голос Эльзы сник.
– Вам стало грустно?
– Немного, лишь немного. Но, поверь, я не стала от этого менее счастливой.
– А разве здесь можно быть счастливым? – рассуждал Кир. – На улицах столько угрюмых лиц. Даже дома здесь наводят тоску. Все здесь, такое ощущение, направлено на то, чтобы нагонять уныние и выветривать остатки тепла.
– Это всего лишь погода, мой друг, - Эльза материнским взглядом смотрела на него.
– Да, быть может, но каждый из вас знает кто и что он. А мне лишь досталось сухое: «ты очнулся, наконец, ты смертельно болен и ты в резервации».
– Тебя сильно терзают сомнения.
– Меня мучают мысли о том кто я? И что я тут лишний.
– Абсолютно не важно кто ты и зачем ты сюда попал, Кир. Не в том счастье чтобы знать это, - Эльза смотрела в небо и глубоко вдыхала холодный воздух.
– Но в чем же?
– В том чтобы быть собой, - она улыбнулась и посмотрела на Кира. Ее глаза искрились под фонарем и, казалось, что они источают тончайшие сияние.
– Вы говорите так, потому что вы никогда не теряли память. Вы не можете понять что сейчас творится внутри меня.
– Понять что с тобой как раз таки не очень сложно. Некоторые функции «белой язвы» достаточно хорошо изучены. Но на тот случай если ты говоришь об ощущении мира, то и тут нет лабиринта. Хотя именно в него ты себя загоняешь.