Перерождение
Шрифт:
Огромная туша грузовика медленно проползла по главной, мокрой от дождя, улице. Сегодня в Деревне никто не гулял. Мало кто любил режущие холодные капли. Но был один взгляд, упорно смотрящий на приближающийся грузовик. Таш стоял на пятой улице и видел, как трейлер выруливает с центральной площади, сверкает фарами и мчится к главным воротам. С шумом грузовик промчался мимо него, обдав холодным воздухом. У сторожки грузовик остановился. Охрана сверила документы и открыла ворота.
Трейлер мчался по дороге через редкий лес. Это был внутренний буфер – зона, граничащая непосредственно с Деревней. В ней было мало растительности. В основном тут росли деревья, чьи семена ветром донесло сюда. Во внутреннем буфере находилась первая линия атмосферного контроля. Сто двадцать огромных ветродувов курганами располагались вокруг Деревни. Их включали, когда в Деревне кто-то из больных ранился до крови. Задача огромных вентиляторов было нагнетание огромной массы воздуха вокруг Деревни, не давая вирусу, потенциально оказавшемуся в воздухе, выйти из области. Скоро грузовик подъехал к внутренней границе буфера. Это вторая, срединная, стена высотой в тридцать метров. Она была выполнена из шипастого микросплава, который за счет наличия миллионов
Трейлер проехал через ворота охраны и въехал в лесополосу. Это была внешняя зона или внешний буфер. Он был старательно засажен деревьями, чтобы стать естественным продолжением Дарьиного леса, находящегося в шести километрах отсюда. Природная красота, по задумкам создателей резервации, должна была не только создать образ заботы о жителях, зараженных «белой язвой», но и надежно преградить путь искателям правды. С правой стороны деревья были особенно высокими и плотной черной стеной тянулись к небу. Это была красная зона. Для наблюдений издалека она представлялась наиболее неудобной. Из-за густой растительности невозможно было разглядеть что-то стоящее. Взору представал лишь густой неприступный лес, горделиво охраняющий свой покой. Слева располагалась так называемая зеленая зона. Обширная площадь с более редкой посадкой деревьев и другой растительности. В ней было много средних и низких по высоте деревьев. Они были неказистыми и уродливыми, нечета высоким гордым тополям, напротив. Лет пять назад на Деревню обрушился сильный ураган. Он прошелся по предлесью губительной силой, оставив свое клеймо. Дорога шла ровным серпантином, почти идеальная без поворотов. В зеленой зоне было много построенных поселений. Все они были муляжами. Ширмой реальной жизни зараженных. Самые близкие из домов находились в полусотне метрах от дороги. За голой чернотой деревьев хорошо было видно крыши и дым, выходящий из труб. Желтый свет в домах насмешкой светил и днем и ночью. В окнах даже можно было разглядеть прохаживающие тени. Безлюдные лжецы жизни. Таких поселений в зеленой зоне было семь. Еще одно находилось в красной зоне. Несмотря на свой призрачный статус, среди картонных домов были и настоящие. Их населяли люди из крови и плоти. Это были сотрудники резервации. В основном это были охранники. Но были и санитары и даже медсестры, пожелавшие поселится в лесу, подальше от холодной лаборатории. Дома были вполне комфорты и имели по две три комнаты. Однако работники не считали их элитным жильем, несмотря на то, что они были куда комфортнее, чем коммунарки в лаборатории. В большинстве своем в камуфляжных деревнях проживали люди Мамонтова. Одну половину он нанимал из вышедших в отставку солдат, другую формировал из наемников разного рода. Общей чертой у них была страсть к безделью и картам. Работы в резервации было не много, и она была не очень сложной.
Автопоезд подъезжал к внешнему периметру карантинной зоны. К единственным воротам в двадцатиметровой по высоте стене, тянувшейся на несколько десятков километров. Это было ничем не примечательное серого цвета ограждение. Стандартное сооружение, предупреждающее о том, что за ней находится территория принадлежащая Министерству науки. Это значит, что на ней действует особый режим, позволяющий применить любую силу к нарушителю. Министерство надежно хранило свои тайны. Стена-ограждение была сделана из композитной стали с деревянными вставками, на которых был нанесен герб министерства: двуглавый серебряный орел, держащий две пальмовые ветви в когтях; в его центре располагался свиток семи постулатов. Когда-то давно на свитке был изображен Георгий-победоносец, разящий Змия. Но в эпоху больших реформ министерства было решено нанести на свиток семь постулатов, которых должно придерживаться министерство в своей деятельности. Один из них гласит: истинна – наука, наука – истина.
Двери ворот отварились. Они были автоматизированы. Рядом не было ни наблюдательных вышек, ни каких либо свидетельств особой охраны объекта. Через два километра трейлер выехал на скоростное шоссе, ведущее в город. Сидящий в своем кресле Мамонтов вскоре погрузился в сон. Он любил скоростные магистрали – они были идеальными… для мирных сновидений. Трейлер мчался к намеченной цели – Ладожский космодром. Он находился в ста двадцати километрах от резервации на искусственных островах Ладожского озера в административных границах города Шлиссельбург, который являлся частью третьего агломиративного округа Петрополиса. Кроберг называла его «зловонным муравейником» и редко бывала в нем. В ней была сильна любовь к историческому Санкт-Петербургу, который почти был утерян; который она видела лишь по старым фотографиям. Панорама города, как и тихие спальные районы, ей напоминали о разрушенном доме. Елена часто просматривала кадры хроники. В своей квартире, в одном из элитарных районов Петрополиса, у нее была большая коллекция объемных проекций городских улиц. Когда ей хотелось побыть одной, запереться в себе – она включала проекторы и отправлялась бродить по историческим улицам любимого города. Солнце тогда было другим, иным был запах улиц. Елена закрывала глаза и вдыхала аромат давно ушедшей эпохи. Она не жила в то время, но очень ярко представляла как должен был пахнуть тогда воздух. Именно поэтому она не любила бывать в Петрополисе. Даже ее уютная квартира в богатом районе не манила к себе. Чем меньше она видела кишащий муравейник, тем лучше было ее настроение.
Кроберг смотрела на увлеченного Мельева. На ее лице скользнула улыбка от того что Мария уже несколько минут не отрывала от него взгляда. Сергей не замечал этого. «Очередная жертва», - сказала себе Кроберг. Мария была старше Мельева на пятнадцать лет. Однако внешне она выглядела как сочная тридцатилетняя женщина. Мельев оценил ее при первой встрече как свою ровесницу. С Марией Кроберг работает больше десяти лет.
Кроберг продолжала незаметно кидать взгляд на Мельева. Он выглядел как технократичный шаман у приборной панели. «Юнец», - пронеслось у нее в голове. Он так обрадовался, когда Кроберг сообщила ему о том, что она берет его с собой на космическую станцию. Как истинный мальчишка Сергей начал тараторить о том, что он всегда желал увидеть воочию космодром. Ему было не важно какой: главное, что он его увидит. Ладожский космодром был самым новым космическим портом. Заложен он был менее ста лет назад и возводился около девяти лет. По задумкам федерального правительства новый северный космодром должен был стать большими торговыми воротами в будущем. Ни одна из европейских стран не обладала в этих широтах площадками для вывода торговых грузов в космос. Одновременно с принятием решения о строительстве нового Ладожского космодрома был принят масштабный план по развитию и объединению населенных пунктов в агломерацию Петрополис. Перешеек между Ладожским озером и Финским заливом соединили высокоскоростными пассажирскими и торговыми путями. Они были проложены с расчетом на полную автономию от инфраструктуры Петрополиса, которая выступала лишь страховочным вариантом на случай непредвиденных ситуаций.
Понадобилось полвека, чтобы Петрополис из проекта воплотился в жизнь. И стал архитектурным памятником бесконечному желанию обогащения. Население Петрополиса насчитывало более сорока пяти миллионов жителей. Среди них было огромное количество приезжих рабочих. Они трудились на тысячах заводов, расположенных на окраинах полиса. Многие глобальные корпорации желали расположить свои конвейеры поближе к крупным космопортам. Ладожский космодром очень удачно подходил для этого. За какие-то пятнадцать лет он воплотил в себе глобальные торговые мечты федерации. И вскоре его пришлось расширить в три раза, так как к торговым грузам прибавились и военные. Так космопорт стал еще и северным аванпостом космических войск Славяно-Азиатского Союза, несмотря на протесты ряда стран. И чтобы не нагнетать обстановку по этому поводу федеральное правительство не концертировало свои космические войска в космопорте, держа на дежурстве лишь один полк истребителей. Однако все понимали, что, несмотря на сдерживание своей военной мощи, Россия могла сконцентрировать в порту огромный военный кулак менее чем за сутки.
В Ладожском космопорте, как и во всех остальных семи подобных портах находился специальный терминал Министерства науки. Он всегда был готов к выполнению важных задач. Впрочем, они не были редкостью. И космические суда никогда долго не простаивали в ангарах. Из всех именитых ученых, кто часто значился в статьях научных журналов, Кроберг была самым частым гостем на орбитальной научной станции. Официальная причина ежегодных полетов была простой – контроль над авторскими исследованиями регенеративных функций человека. На космическую станцию попасть было не просто даже самым влиятельным людям. Но для Кроберг это никогда не было проблемой. Даже ее недруг и начальник профессор Данилевский ни разу не ступал на металлические подмостки станции, в то время как Елена была завсегдатаем, выполняя с ярым увлечением свою работу. В этом, конечно ей помог протекторат нынешнего министра науки Терена. Их знакомство идет еще со студенческой скамьи: они были учениками одного потока. Однако Кроберг во многом не разделяла взглядов своего однокашника, но это не помешало ей получить разрешение на испытания в космической лаборатории.
Терена очень интересовала работа Кроберг. Прежде всего, из-за его состояния. Девять лет назад министр стал жертвой теракта, организованного химическими батальонами в Новой Москве. Дерзкая вылазка, имевшая своей целью устранение первого лица федеральной науки, удалась отчасти. Терен полностью лишился кожного покрова, но на удивление не утратил работоспособных функций.
В БиоНИЦ был за несколько лет до этого изобретен препарат дермафорт. Его главной особенностью было создание на месте ожогов биосинтетической кожной мембраны. После происшествия с министром, дермафорт был в экстренном порядке усовершенствован. Идея исходила от Кроберг. Она синтезировала дермафорт с лишенной к самовоспроизведению цепочкой монии. Это позволило сделать мембрану дермафорта, которая образовывается на обожженном участке, более стойкой и долговечной. Сильно ослабленные цепочки монии позволяли всей структуре быть жизнестойкой и почти полностью заменять кожу. Однако даже в таком усовершенствованном виде дермафорт обладал одним недостатком – он был временным заменителем кожи. Спустя время министр Терен был вынужден снимать искусственный мембранный нарост дермафорта и ложиться в сохранную капсулу.
Грузовик прибавил ходу. Поток движения усилился. Кроберг чувствовала, как трейлер стремительно набирает скорость. Она вздохнула и откинулась в кресле. В голове у нее крутились мысли о БиоНИЦ. «Почему именно сейчас?», - Кроберг задавала себе риторический вопрос. Она вспоминала своих коллег, с которым по большей части не ладила. Перед ней возник образ профессора Данилевского – бриллианта русской науки. Кроберг поморщилась. Она признавала великий гений Данилевского, но даже после его смерти не могла побороть к нему ненависть. Он всегда стоял у нее на пути. Не верил в ее потенциал и считал ее идеи опасными для науки. Кроберг посмотрела вглубь трейлера. Медсестры снимали показания с сохранной капсулы. «Мое чудо», - про себя повторила Кроберг. Маленьким комком он попал к ней в руки, был на краю смерти, но она вытащила его из пропасти. Отобрала у смерти, у Данилевского – у всех кто хоть как-то косо смотрел на него.