Перешагни бездну
Шрифт:
— Святой дервиш... несчастная принцесса... Сей патыр... скушайте... не нужна нам ваша монета.
— Еще бы, — бормотал дервиш Ишикоч, пробираясь через толпу, — ты любящий отец... вспомнил, через десять лет... подлец… — Но говорил он тихо. Очень тихо, и вряд ли кто-либо слышал его слова.
Раздача продолжалась до тех пор, пока последняя лепешка, носящая последнее, девяносто девятое, имя аллаха — ассабур — терпеливый — не была вручена самому почтенному из богомольцев —
ДЕЛА ТОРГОВЫЕ
Дружба с чесоточным ведёт к чесотке
Абу Али ибн Сина
Улицы азиатского города ночью небезопасны. И сегодня на улицах стреляли. Шахский верховный фирман запрещал жителям да выходить за ворота после вечернего азана. Начальник города предупреждал в своем фирмане очень строго и снимал с себя ответственность за жизнь и благополучие смельчаков, любителей ночных прогулок.
Индусу, да еще в малиновом тюрбане, какие носят на Востоке ростовщики, следовало внимательно читать фирман и считаться с тревожными событиями в городе и стране. В азиатских странах услугами ростовщиков-процентщиков пользуются охотно и часто, но индусов, занимающихся этим древним ремеслом, ненавидят. И коммерсанту, к тому же носящему английскую фамилию Шоу, лучше бы не бродить по ночным улицам и базарам да еще выставлять напоказ свою малиновую чалму в ярком свете факела, который нес в высоко поднятой руке перед ним мальчик-пуштун из базарных холуев-югурдаков. Одно то, что мусульмане — жители Кабула — почитают всех ростовщиков-индусов безбожниками, могло послужить причиной серьезных неприятностей.
— Ай-яй-яй! Поглядите на язычника, поклонника идолов,— взвизгнула совсем неожиданно и неистово тьма. — Смотрите, он помыкает сыном мусульманина.
Откуда-то посыпался настоящий град камней. Крупная галька больно ударила индуса в плечо.
Толпа призраков с белыми масками-лицами заметалась во мгле средь домов. Призраки размахивали палками и дубинами. Мальчишка пуштун ничуть не оробел. Подняв еще выше факел и скаля зубы, он приготовился полюбоваться интересным зрелищем. Не каждый день видишь, как убивают — проклятие его отцу! — кровопийцу-ростовщика. Призраки полукольцом обступили индуса.
— Смотрите! Он напугался! Он дрожит! — выкрикивал кто-то. — На лице его испарина страха. Его корежит ужас смерти! Бей!
Лицо индуса поблескивало жемчужинами пота. Малиновый тюрбан, сдвинутый камнем, сместился
Шоу был, конечно, напуган. Ночная толпа фанатиков кого угодно напугает. Глаза его бегали, метались. Он искал лазейку, но тьма шевелилась громадным зверем с десятками лап и разинутых черных провалов-пастей.
Обидно, страшно умирать в грязи улицы азиатского города. Еще страшнее и обиднее, когда на пути твоих гигантских замыслов разверзлась совершенно глупо и случайно пропасть гибели. Индус даже не знал своих убийц, но понимал, что злой случай схватил его за горло и что он погиб, что его убьют... Как он оплошал, вздумав выйти на улицы беспокойного города без охраны.
Он взмолился. Совсем жалобно, плачущим голосом, с тоскливой надеждой заныл:
— Не трогайте меня! Я вам дам денег! Много денег! Приходите завтра в ряды менял! Каждый получит от меня по десять рупий! Двадцать рупий, серебряных рупий.
Слово «рупии» услышали. Рычание многорукого зверя стихло. Зверь замолчал.
— Деньги? — спросили из глубины толпы. — Деньги твои нам ни к чему. Твои кишки-печенки нам нужны, проклятый идолопоклонник, ференг! Иди-ка сюда! Сейчас вот разорвем тебе грудь, разломаем твои ребра, вырвем у живого твое свинячье сердце!
Зверь в темноте снова зарычал, забурлил, надвинулся.
— Назад! Не сметь! — закричал индус, но прошли те времена, когда крик ференга мог напугать свободолюбивого пуштуна.
— Он еще заносится, проклятый ференг!
И еще камень вылетел из темноты, но Шоу ждал его и увернулся. В руке его чуть блеснула вороненая сталь пистолета. Ревом ответил зверь.
Пронзительно прорезал вой и визг одинокий голос:
— Остановитесь! Придушить всегда успеем. Судить его будем, лить. По законам джирги, по законам племени. Тут судить.
Радостным воплем толпа приветствовала эти слова. Толпане торопилась убивать. Толпе тоже нужны зрелища, и мальчишка махал факелом, чтоб было виднее.
— Суд! Суд! Начинайте суд!
— Эй ты, ференг, напяливший чалму на поганую голову...— продолжал пронзительный голос. — Накрутил чалму и вообразил, что я его не узнаю. Ты убийца! Ты приказал связать руки и огнь на виселицу великого вождя Дейляни. Месть! Я зову к мести. Братья, он инглиз, офицер. Наглец, он присвоил себе мусульманское имя Пир Карам. Его солдаты схватили Дейляни и казнили, повесили. Да свершится месть! Убейте ero! О вождь наш Дейляни! Подыми голову в могиле, посмотри, как будут убивать твоего подлого убийцу.