Перешагни бездну
Шрифт:
— Э... э... есть и дебеторы... э... есть и кредиторы, — растерянно лепетал Ибадулла. — «Книга добра» — совершенная книга. В ней записано все, что надлежит... записать...
— И имена тайных газиев?
— Имена газиев... тайных. Достойные имена.
— И мое имя ? Имя Молиара! Льва воинов... веры....
— Э... не припомню... Успел ли... э... его высочество... собственноручно... э..
— А мои подвиги! А те подвиги, которые мне предстоит совершить! Мое имя! Имя Молиара... мое имя!
В возбуждении Молиар грубо выхватил «Книгу добра» из рук муллы Ибадуллы. Пыхтя, тот схватился за халат Молиара, а Молиар вертелся на месте, держа книгу на расстоянии.
Сахиб Джелял усмехнулся. Будто два драчуна-мальчишки подрались из-за игрушки, зловещей игрушки. Но не вмешивался. Приткнувшись к стене, чтобы не дать возможность Ибадулле отнять книгу, Молиар быстро водил плоским желтым ногтем по длиннейшему списку и читал про себя с усердием так, что его негритянские губы шлепали и брызги слюны падали на страницу. Он читал поспешно, но с напряженным вниманием, а мулла Ибадулла неуклюже ворочался на месте. Непомерная тучность, пудовый живот мешали ему дотянуться ручками-коротышками до тетради, которую Молиар теперь читал вслух, быстро, отчетливо, прищелкивая после каждого имени языком. Он не отвлекался, незаметно упирая коленом в груду подушек и тюфячков, в которых застрял отчаянно сопящий и ерзающий мулла Ибадулла...
— Какое созвездие имен! — восхищался Молиар. — Бек! Муфтий! Дарго! О, и этот здесь! Достойный человек, торгует на Самаркандском базаре. И этот! Он же председатель районного исполкома. А мы-то, наивные, думали, что он предался большевикам. Ого, а ;этот в наркомате! Ловкач! О, и Хаджи Ахрар здесь! Ба! Мой сосед. И каттакурганский Баддрединов... Хи-хи-хи! Умилительно. Но почему же я не вижу имени Молиара. О несправедливость! Наши скромные заслуги!..
Отдуваясь и барахтаясь, мулла Ибадулла, наконец, выбрался из западни подушек-тюфячков, грубо отобрал «Книгу добра».
— Проклятие... Трижды проклятие... Если бы ты не был мне братом... за чтение... э... не сдобровать бы тебе... Кто коснулся этой книги, не живет долго... Но ты... — Он все еще не мог отдышаться. — В книге... нет... значит, тебя... э... В книге все, кто выполняет повеления халифа. Э... проживая и возвеличивая местью дела ислама в местностях, где...
«Одно ясно, — думал Сахиб Джелял, — один хитрец встретился с другим хитрецом. Но в чем смысл поступка Ишикоча? Одно ясно, он против меня не пойдет». Все тот же вопрос мучил его: «Зачем Ишикоч явился сюда? К эмиру?»
И вдруг словно что-то озарило его:
«Золото. Ишикоч явился сюда торговцем. Какова натура человеческая! Столько лет таился, столько лет прикидывался овечкой, отводил глаза! И все думал о своем. Ничего себе. Сколько не затыкай кувшин, а запах выйдет».
ПРИХОД ЭМИРА
Общения с падишахом остерегайся.
Помни — хлопок боится огня.
Низами
Остричь брови живому тигру.
Каракалпакская поговорка
Мулла Ибадулла Муфти поперхнулся. Слово застряло у него в горле, точно непрожеванный кусок баранины. Ни взад ни вперед! Медленно, в ужасном напряжении поднимался мулла всей тушей, сопя и громко, до неприличия испуская ветры. Набухшие кровью глаза его уставились в затемненный угол михманханы.
Оттуда доносился приглушенный голос:
— Прирезать дозволено пастуху... любую овцу... в пасомом стаде... дозволено пресечь путь подданного... кто бы ни был...
— Еще одна дверь! — поразился Ишикоч вслух. Тому же удивился Сахиб Джелял, но промолчал.
После ряда судорожных попыток оторвать свое огромное тело от одеял, мулла Ибадулла Муфти встал и подобострастно сложил руки-култышки па животе. Перышком вспорхнул с места Ишикоч — он-то отлично постиг правила дворцового «адаби». Несколько еще недоумевая, поднялся легко, по-молодому Сахиб Джелял. Он не сразу догадался, почему такой переполох. Однако прозвучавший голос вызвал в памяти что-то невыносимо тягостное, руки его привычно сложились на груди, спина гнулась в поклоне.
В углу забелело пятно. Вступил в михманхаиу человек в нижнем белье с мучнисто-белым лицом-блином, резко окаймленным полоской черной бородки. На макушке головы чудом держалась темно-бордовая бархатная тюбетейка. И даже раньше, чем Молиар, быстрый и сообразительный, сладко воскликнул: «Да не отдыхают подданные от молитв, о столп веры!» — Сахиб узнал с холодком в сердце в призрачной фигуре самого эмира Алимхана. Да, Сахиб слишком хорошо когда-то знавал эмира бухарского. Часто и постоянно он общался с ним.